— Встает! — гаркнул Эдмунд. — Клянусь небом, встает! Давай, Питер!

— Ничего не вижу, — пожаловался Корнелиус. — Как он сумел встать?

— Ухватился за руку Мираза, — объяснил Трампкин, пританцовывая от радости. — Ну, кто еще мог до такого додуматься? Да здравствует король Питер! Да здравствует Нарния!

— Глядите, — сказал Землерой, — Мираз разъярился. Хороший признак.

Соперники и вправду, что называется, вошли в раж: удары сыпались с быстротой молнии, и оставалось только удивляться, что оба до сих пор стоят на ногах. Зрелище завораживало, и стоявшим вокруг площадки стало не до криков: они затаили дыхание, ожидая одного-единственного удара, который окажется смертоносным — и победным.

Вдруг нарнианцы вновь разразились криками, ибо Мираз повалился навзничь. Не оттого, что Питер сумел его достать, вовсе нет; он просто споткнулся о кочку и потерял равновесие. Питер благородно отступил, давая противнику возможность подняться.

— Вот глупец! — раздраженно пробормотал Эдмунд. — Весь из себя благородный! Нет чтобы добить его!.. Хотя… верховному королю Нарнии не пристало побеждать так… Эслану такая победа уж точно не понравилась бы. Но этот хмырь сейчас встанет и…

Однако «хмырь» не успел подняться. У Глозелля и Сопеспиана были иные планы. Едва Мираз упал, они выбежали на середину площадки с криками: «Измена! Измена! Нарнианец поразил короля в спину! Подлый удар! Измена! К оружию, Тельмар!»

Питер растерялся, не в силах поверить собственным глазам. Двое тельмаринцев бежали к нему с обнаженными клинками, третий перелезал через веревки… Верховный король спохватился. «К оружию, Нарния!» — вскричал он. Напади на него все трое разом, это были бы его последние слова. Но Глозелль задержался, чтобы вонзить меч в сердце упавшему Миразу; «Зря ты меня оскорбил этим утром», — прошептал тельмаринец, нанося удар. Тем временем Питер отбил атаку Сопеспиана, сделал ложный выпад — и одним махом снес тельмаринскому военачальнику голову.

Рядом откуда ни возьмись очутился Эдмунд. «Нарния, Нарния! За Нарнию и Великого Льва!» — крикнул он. Тельмаринцы наступали — все тельмаринское войско неотвратимо надвигалось на верховного короля и его брата. Тут вперед, размахивая дубинкой, шагнул великан, следом устремились на врага кентавры, затренькали тетивы на луках гномов.

По правую руку от Питера бился Эдмунд, по левую — Трампкин. Сражение с каждым мигом становилось все жарче.

— Рипичип, вернись! — гаркнул Питер. — Куда ты лезешь? Тебя же раздавят!

Но отважный мыш во главе своего отряда устремился в самую гущу схватки. Их крошечные мечи наносили врагу немалый урон: не один тельмаринец в тот день получил неожиданное ранение в ноги, не один с проклятиями рухнул наземь, чтобы принять смерть от мышиных клинков (а тех, кто все же остался на ногах, добивали другие).

И прежде чем нарнианцы, как говорится, разошлись не на шутку, враг попятился! Закаленные в битвах тельмаринские солдаты замирали в ужасе, глядя куда-то за спины противникам, бросали оружие и опрометью кидались прочь, вопя на бегу: «Лес идет! Лес идет! Конец всему!»

Вскоре не стало слышно ни криков, ни лязга оружия; все звуки утонули в яростном реве Пробужденных Деревьев, что опрокинули тельмаринское войско, рассеяли его и пустились в погоню. Вам доводилось осенним вечером, когда задувает свирепый юго-западный ветер, стоять на холме у лесной опушки? Если доводилось, вы легко вообразите себе этот шум, этот рев, подобный грохоту прибоя. И еще представьте, что лес не стоит на месте, а надвигается на вас, и деревья уже не деревья, а люди, громадные, ростом с высоченные стволы, и все же напоминающие деревья своими длинными руками-ветвями, своими кудлатыми головами, с которых дождем опадает листва. Не удивительно, что тельмаринцы побежали. Даже нарнианцам, которые вроде бы были с деревьями заодно, сделалось немного не по себе. Все уцелевшие приверженцы Мираза кинулись врассыпную к реке, надеясь пересечь ее по Берунскому мосту и укрыться в городе, за крепостными стенами.

Однако моста на реке больше не было! Он исчез без следа! Тельмаринцев обуял ужас, и они дружно стали сдаваться и плен.

Но куда же подевался мост?

Рано утром, проспав всего несколько часов, Сьюзен и Люси проснулись и увидели Эслана. Лев нагнулся к ним и негромко произнес: «Сегодня мы устроим праздник». Девочки потерли глаза и огляделись. Деревья исчезли, в отдалении виднелась лишь огромная тень, уходившая к Эсланову взгорью. Вакх, менады — те самые безумные девы, спутницы Вакха — и Силен по-прежнему были здесь. Люси встала, чувствуя себя на редкость отдохнувшей. Все просыпались, с шутками и смехом. Заиграли свирели, зазвенели цимбалы. И отовсюду к поляне стекались животные — не говорящие, но самые обыкновенные.

— Что случилось, Эслан? — спросила Люси, ноги которой так и норовили пуститься в пляс.

— Идемте, дети мои, — молвил Лев. — Я повезу вас.

— Здорово! — воскликнула Люси и взобралась льву на спину. Сьюзен последовала примеру сестры. Это было как тогда — невесть сколько лет назад!.. И все двинулись за Эсла-ном: Вакх и менады продолжали свои безумные пляски, прыгали, делали кульбиты, животные сновали вокруг, а Силен верхом на осле замыкал шествие.

Свернули направо, обогнули крутобокий холм и очутились у Берунского моста. В тот же самый миг из воды вдруг показалась огромная бородатая голова, увенчанная камышами, с которых капала вода. Большие глаза уставились на Эслана.

— Приветствую тебя, владыка, — произнес глубокий бас. — Разорви мои путы.

— Это еще кто? — прошептала Сьюзен.

— Наверное, речной бог, — отозвалась Люси. — Тсс!

— Вакх, — позвал Эслан. — Освободи его от пут.

— Должно быть, они говорят про мост, — шепнула Люси.

Так оно и было. Вакх и менады с громкими возгласами ринулись в воду, и минуту спустя началось удивительнейшее превращение! По опорам моста побежали крепкие, толстые побеги плюща, распространяясь повсюду, точно пламя пожара, обволакивая камни, разделяя их между собой, расщепляя в труху и пыль. На какой-то миг мост словно превратился в высокую живую изгородь, а затем с грохотом осел в забурлившую воду. Весело восклицая, повизгивая, хохоча и плескаясь водой, Вакх с менадами выбрались на дальний берег («Ура! — неслось им вслед, — Снова Беру некий брод, как в старину!») и устремились в город.

Те горожане, которые находились на улицах, не стали дожидаться их и бросились бежать. Первым домом на пути менад оказалась школа — женская школа, в которой у нарнианских девочек (волосы собраны в пучок, платье с высоким уродливым воротником под горло, на ногах толстые чулки) как раз был урок истории. По правде сказать, в правление Мираза историю в той школе преподавали на редкость скучно, а правды в ней было не больше, чем в записках какого-нибудь отважного мореплавателя.

— Гвендолен, — сурово проговорила учительница, — если ты не перестанешь глазеть в окно, я поставлю тебе плохую отметку.

— Мисс Приззл, там…

— Гвендолен, — перебила учительница, — ты слышала, что я сказала?

— Мисс Приззл, там Лев!

— Две плохих отметки, чтоб ерунды не говорила! А теперь…

Учительницу прервал львиный рык. По окнам классной комнаты побежали побеги плюща. Стены вмиг превратились в зеленые заросли, с потолка тоже свисали зеленые побеги. Мисс Приззл вдруг обнаружила, что стоит на траве посреди лесной лужайки. Она вцепилась в стол, чтобы удержаться на вдруг подогнувшихся ногах, и поняла, что это уже не стол, а розовый куст. А вокруг нее кружились какие-то безумцы, которых она никогда в жизни не видела! Тут ее взгляд упал на льва, и она завизжала и кинулась бежать, а за нею побежали и все ученицы, бестолковые конопатые девчушки с толстыми ногами. Задержалась только Гвендолен.

— Ты останешься с нами, милая? — спросил Эслан.

— А можно? Ой, спасибо, большое спасибо! — Гвендолен попала в объятия менад, закруживших ее в буйной пляске, и с их помощью сбросила с себя неуклюжую одежду.

Так было во всем городе. Большинство горожан убегало, и лишь некоторые присоединялись к процессии.