— Само собой, — сказал Юстейс.

— Уж я-то ни за что не поддамся, — сказала Джил.

— Тише! Началось! — прошипел Зудень.

Рыцарь застонал. Лицо его побелело как мел. И то ли из жалости, то ли по какой другой причине, но Джил, глядя на тело, корчащееся в кресле, подумала: «А ведь он, наверное, не такой уж плохой человек».

— Заклятье, заклятье… — стонал Рыцарь, — тяжкая, тугая, холодная, липкая паутина злой магии. Меня похоронили заживо. Меня утащили вниз, под землю, вниз, в темнейшую тьму… Сколько лет я здесь… десять или тысячу… в этой яме? Вокруг могильные черви. О, смилуйтесь! Дайте, дайте мне вернуться. Дайте мне почувствовать ветер и увидеть небо… Там есть такое озерцо. Посмотришь в него, а в нем деревья растут вниз головой, такие зеленые, а глубже, глубже — под ними — синее небо.

Голос его звучал глухо; но вот Рыцарь глянул на наших героев и произнес громко и ясно:

— Ну же, скорее! Теперь я очнулся. Каждую ночь я прихожу в себя. Мне бы только выбраться из этого колдовского кресла, и я стану таким, каков я есть. Я снова стану человеком. Каждую ночь они связывают меня, и всякий раз мне не везет. Но вы же не враги мои. И я не ваш пленник. Скорее! Разрежьте эти веревки.

— Ни с места! — напомнил лягва.

— Умоляю, выслушайте меня, — Рыцарь старался говорить спокойнее, — Наверное, вам сказали, что я убью вас и превращусь в змея, как только окажусь на свободе. Вижу по вашим лицам, так оно и было. Они врут. Именно сейчас я в полной памяти и здравом уме, а во всякое другое время я заклят. Вы ведь не подземцы, вы не колдуны. Почему же вы на их стороне? Будьте милосердны, освободите меня.

— Не поддаваться! Не поддаваться! Не поддаваться! — твердили они друг другу.

— Или у вас вместо сердца камень? — воскликнул Рыцарь, — Поверьте, перед вами несчастный, который перенес больше страданий, чем возможно смертному. Чем же я так обидел вас, что вы, заодно с моими врагами, длите мои муки? Время уходит. Сейчас вы еще можете спасти меня, но минет час, и я вновь стану безумцем… игрушкой, домашней собачкой… нет, заложником и орудием самой ужасной из ведьм, когда-либо злоумышлявших на белый свет. Ведь этой ночью — впервые — здесь ее нет! Такая удача никогда не повторится.

— Ужасно, — воскликнула Джил. — Хотела бы я быть отсюда подальше, пока все это не кончится.

— Держись! — подбодрил ее Зудень.

А между тем узник уже сорвался на крик:

— Отпустите меня, говорю я! Дайте мне меч! Мой меч и свободу, и я отомщу подземцам так, что весь мир будет помнить об этом тысячу лет!

— Он впадает в неистовство, — заметил Бяка. — Надеюсь, веревки выдержат.

— Да уж, — подтвердил мокроступ, — силы его удвоились и, боюсь, он может вырваться. А я не очень-то владею мечом. Он уложит нас двоих — ничего другого и ждать нечего, а Поул придется одной иметь дело со змеем.

Связанный так напрягся, что путы глубоко врезались в его запястья и лодыжки.

— Ну, берегитесь! — кричал он. — Смотрите у меня! Однажды я уже разорвал их. Тогда здесь была ведьма. А сегодня ее нет, и вам никто не поможет. Освободите меня, и я — ваш друг. А коль нет — я вам смертный враг.

— Лукавит, пожалуй? — сказал Зудень.

— Раз и навсегда, — вскричал узник, — заклинаю вас, освободите меня. Заклинаю всем, чего вы страшитесь, и всем, что вы любите, яркими небесами и всем миром, и Великим Львом, — во имя Эслана умоляю вас…

— Что?! — все трое были ошеломлены.

— Это же знамение! — воскликнул Зудень.

— Да, это слова знамения, — голос Бяки прозвучал менее уверенно. А Джил спросила:

— Что же нам делать?

И вправду, на что решиться? Если они договорились ни в коем случае не освобождать Рыцаря, а теперь он вдруг произнес имя, которое для них так много значит? С другой стороны, зачем нужны знамения, если на них не обращать внимания? Не мог же Эслан велеть освободить любого — даже сумасшедшего, кто обратится к ним во имя его, Эслана? А вдруг это просто случайность? А вдруг королеве Подземья известны знамения, и она заставила Рыцаря запомнить имя Льва, просто чтобы поймать их в ловушку? А если это истинное знамение?.. Три знамения они уже пропустили, а это — четвертое, последнее.

— Ах, если бы знать точно! — воскликнула Джил.

— Я думаю, мы и так знаем, — сказал Зудень.

— Ты хочешь сказать… ты полагаешь… нам лучше освободить его? — спросил Бяка.

— Насчет «лучше» не знаю, — ответил Зудень. — Ведь Эслан не сказал, что должно случиться после. Он только сказал, что мы должны сделать сейчас. Этот парень прикончит нас — ничего другого и ждать нечего. Но знамение есть знамение.

Все трое переглянулись. Минута была ужасная.

— Ладно! — вдруг сказала Джил. — Раз должны, значит, должны. Попрощаемся…

Они пожали друг другу руки, а Рыцарь кричал, и пена выступила у него на губах.

— Вперед, — скомандовал лягва и вместе с Юстейсом подошел к узнику.

— Во имя Эслана! — Одну за другой они перерезали веревки. Мгновение, и Рыцарь, вскочив, схватил меч, который лежал поодаль на столе..

— Начнем! — вскричал он, обнажив клинок, и обрушился на серебряное кресло.

Должно быть, то была отличная сталь. Лезвие прошло сквозь серебро, как сквозь масло, и кресло рухнуло на пол сверкающей грудой; в тот же миг ярко вспыхнуло, громыхнуло и неприятно запахло.

— Валяйся тут, мерзкое орудие колдовства, — сказал Рыцарь, — никогда уже твоя хозяйка не воспользуется тобой, чтобы мучить других.

Потом он поглядел на своих спасителей; то, странное, неправильное, что было в его лице, исчезло.

— Неужели, — обратился он к Зудню, — передо мной лягва, настоящий, живой, нарнианский лягва-мокроступ?

— Ага, значит, вы все-таки слышали о Нарнии? — воскликнула Джил.

— Стало быть, я не помнил даже Нарнии? — удивился Рыцарь, — Не беда, теперь всему этому конец! Можете быть уверены, я неплохо знаю Нарнию, потому что я — Рилиан, королевич нарнианский, сын короля Каспиана.

— Ваше королевское высочество, — сказал Зудень, преклонив колено, — мы прошли половину мира, чтобы найти вас.

Джил и Юстейс последовали его примеру.

— А вы, незнакомые мои спасители, кто вы и откуда? — обратился королевич к ним.

— По воле самого Эслана мы пришли из запредельного края на поиски вашего высочества, — сказал Бяка. — Я — Юстейс, тот самый, плававший к острову Романду.

— Да, я перед вами в неоплатном долгу! — Королевич Рилиан склонил голову. — Но что мой отец? Он жив?

— Он отплыл на восток прежде, чем мы покинули Нарнию, — отвечал Зудень, — Боюсь, ваше высочество, ваш отец уже очень стар. Король может и не вернуться из этого плавания. Ничего иного и ждать нечего.

— Ты говоришь, стар? Сколько же лет я провел в плену у ведьмы?

— Больше десяти лет прошло с тех пор, как ваше высочество потерялось в лесу на севере Нарнии.

— Десять лет! — Королевич провел рукой по лицу, как бы стирая паутину прошлого. — Да, я верю вам. Но единственное, что я могу сейчас вспомнить, это только то, что я под заклятьем не помнил себя самого. А теперь, верные друзья мои… Нет, постойте! Я слышу на лестнице шаги — какая отвратительная, крадущаяся поступь! Тьфу! Заприте дверь, мой юный друг. Или нет, постойте. Поступим иначе… Я одурачу этих подземцев, если Эслан пошлет мне разум. Подыграйте мне.

Он шагнул к двери и решительно распахнул ее.

Глава 12

Королева Подземья

Два подземца поднимались по лестнице, но вместо того, чтобы войти, встали по обе стороны двери и низко поклонились. А следом за ними появилась та, кого ребята меньше всего ждали и хотели видеть, — дама в зеленом, королева Подземья. Она замерла в дверном проеме и медленно повела глазами — сначала на незваных гостей, потом на обломки серебряного кресла и наконец на королевича с мечом в руке.

Лицо ее побледнело — Джил подумалось, что так бледнеют не от страха, а от ярости. Ведьма уставилась на Рилиана, во взгляде ее читался смертный приговор. И вдруг она переменилась.