Море, наступающее на сушу, осталось далеко позади. Но здесь, на крутых улочках городских предместий, всадникам стало ясно, какая нешуточная опасность им грозит. Красное зарево приблизилось, хотя откуда оно берется, оставалось непонятным. Но теперь уже сотни, если не тысячи, подземцев перемещались в том же направлении. Они двигались все так же, короткими перебежками, и всякий раз, остановившись, пристально следили за всадниками.

— Ежели ваше высочество желает знать мое мнение, — молвил Зудень, — я скажу: эти ребята собираются перерезать нам дорогу — ничего другого и ждать нечего.

— Я тоже так полагаю, — отвечал королевич, — И пробиться сквозь этакую толпу мы не сможем. Вот что! Держитесь ближе к той стороне улицы. Мы проедем дальше, а вы, милостивый государь мой Зудень, спрыгните в тень. Эти лиходеи наверняка идут за нами по пятам, и вам, с вашими длинными руками, не составит труда захватить одного из них живьем, врасплох, из засады. От него мы и узнаем, что против нас затевается.

— Но ведь остальные бросятся ему на помощь, — сказала Джил голосом не столь твердым, как ей хотелось.

— В таком случае, сударыня, — отвечал королевич, — вы увидите, как мы умираем, защищая вас и препоручив свою жизнь Льву. Вперед, Зудень.

Лягва-мокроступ спрыгнул бесшумно, как кот. Остальные неспешным шагом ехали дальше, напряженно вслушиваясь. Прошло не больше минуты, и вдруг у них за спиной раздались пронзительные вопли и голос Зудня:

— А ну-ка, перестань визжать как резаный поросенок, а то, боюсь, придется и впрямь прирезать!

— Удачная охота! — воскликнул королевич, разворачивая Уголька. — Юстейс, будьте добры, примите поводья.

Королевич спешился, все трое молча ждали, пока Зудень выволочет на свет свою добычу. Добычей оказалось плюгавое существо росточком поменьше гнома. На голове у него красовался гребень наподобие петушиного, только твердый, а розовыми глазками и ртом до ушей уродец походил на карликового гиппопотама. Не будь наши герои в столь опасном положении — со смеху покатились бы.

— Ну, дружок, — сказал королевич, приставив к горлу плен-ника-острие меча, — отвечай правду, как подобает честному подземцу, и будешь свободен. Станешь валять дурака, и ты — мертвец. Сударь мой Зудень, как он может говорить, коль вы заткнули ему пасть?

— Боюсь, что никак не может, — отвечал лягва. — Но ведь и лягве-мокроступу не нравится, когда его жуют. Будь у меня такие же глупые мягкие руки, как у людей (прошу прощения у вашего высочества), он меня до крови искусал бы.

— Эй, ты, — сказал королевич подземцу, — еще раз укусишь, и тебе конец. Все в порядке, Зудень, он больше не будет.

— И-и-и-и, — завизжал подземец. — Отпустите меня, отпустите меня! Это не я. Я не виноват.

— Не виноват в чем? — спросил лягва.

— Во всем, в чем угодно вашей чести, — ответило существо.

— Как тебя зовут? — спросил королевич. — И что вы, подземцы, тут делаете?

— И-и-и-и, ваша честь, — повизгивал пленник, — и-и-и-и, добрые господа, обещайте, что вы ничего не скажете ее величеству королеве.

— Ее величество королева, как ты ее именуешь, — сурово отвечал королевич, — мертва. Я убил ее собственными руками.

— Чего?! — возопил коротышка, и пасть его от удивления распахивалась все шире и шире. — Мертва? Ведьма сдохла? Ваша честь прикончили ее? — Глубочайший вздох облегчения вырвался из его груди, и он закончил: — Стало быть, ваша честь — друг?

Королевич чуть-чуть отодвинул острие меча, Зудень ослабил хватку. Подземец оглядел всех четверых мерцающими розовыми глазками, хихикнул раз-другой и повел рассказ.

Глава 14

Днище мира

— Зовут меня Голгл, — сказал коротышка, — И я расскажу вам, господа, все, что знаю. Около часа тому назад мы все как один делали свое дело, я имею в виду ведьмино дело, — как всегда, из года в год, изо дня в день, уныло и безмолвно. Вдруг раздался страшный гром и грохот. И едва мы услышали этот грохот, каждый из нас подумал: что-то давно я не пел, не плясал и не пускал шутихи — с чего бы это? И каждый подумал: а может, меня заколдовали? И каждый сказал себе: пропади я пропадом, если знаю, что я тут делаю? А возьму и не буду делать — вот и все. И все мы как один побросали нашу поклажу, тюки, мешки, инструменты. А потом увидели огромное красное зарево — вон оно. И каждый спросил себя: что бы это могло быть? И каждый ответил себе: это разверзлась щель, и славное доброе тепло прорвалось сюда из Глубиннейшей Страны, с глубины в тысячу миль.

— Черт побери! — воскликнул Юстейс, — неужели там, внизу, есть еще земля?

— А как же, ваша честь, — хихикнул Голгл. — Чудесная земля! Называется Дно. А эту страну, страну ведьмы, мы называем Мелкоземьем. Потому что для нас она слишком близка к Наземью. Для нас это все одно что Наземье. А дело в том, что ведьма с помощью колдовства извлекла нас с нашего Дна, чтобы мы на нее работали. А беда в том, что мы об этом ничего не помнили, пока сегодня не грохнуло. Мы не знали, кто мы и откуда. Мы могли думать и делать лишь то, что она внушала нам. А все эти годы она внушала только самые-самые-самые гнусные мысли. Я уже почти забыл, как это — веселиться и плясать. Но в тот миг, как грохнуло, и открылась щель и море стало поглощать берег, — в тот миг все и вспомнилось. И конечно, мы сразу захотели поскорее добраться до щели и отправиться домой. Так что все наши там, у щели, стоят на головах от радости и пускают шутихи. И я буду очень обязан вам, господа, если вы позволите мне присоединиться к ним.

— Вот здорово! — закричала Джил, — Здорово, что мы освободили их тоже, когда отсекли ведьме голову! Здорово, что они оказались не такие противные и страшные — и королевич тоже!

— Так-то оно так, Поул, — Зудень недоверчиво покачал головой. — Только, боюсь, эти подземцы вовсе не удирают. Сдается мне, у них тут целая армия, и они готовятся к нападению — ничего иного и ждать нечего. Ну-ка, посмотри мне в глаза, господин Голгл, и отвечай, разве не так?

— А как же иначе, ваша честь, — хихикнул Голгл, — Мы ж не знали, что ведьма сдохла. Мы думали, она следит за нами из дворца. Мы хотели удрать потихоньку. А когда появились вы, четверо на лошадях, да еще при оружии, тут, конечно, каждый из нас подумал: эге, началось! Мы ж не знали, что его честь ведьмин враг. И мы так решили: лучше погибнуть, чем потерять надежду вернуться на Дно.

— Готов поклясться, он не лжет, — молвил королевич, — Отпустите его, дружище Зудень. Я так же, как и вы, любезный Голгл, долго пребывал под заклятьем колдуньи, и совсем недавно стал самим собой. Но у нас есть еще один вопрос. Не знаете ли вы, как пройти к тому новому подкопу, через который ведьма собиралась вторгнуться в Наземье?

— И-и-и-и! — взвизгнул Голгл. — Мне ли не знать этой ужасной дороги! Я покажу вам, где она начинается. Но только, ваша честь, не извольте просить меня, чтобы я шел с вами дальше. Лучше уж мне помереть.

— Почему? — спросил Юстейс с тревогой. — Что там такого страшного?

— Слишком высоко, слишком близко к поверхности, — Голгл содрогнулся. — Это худшее, что ведьма уготовила нам. Мы должны были выйти туда, на макушку мира. Говорят, там, над ней, нет ничего, кроме страшной великой пустоты, именуемой небом. А подкоп ушел так высоко, что еще два-три удара — и вы там. Я туда ни за что не пойду!

— Ура! — закричал Юстейс, а Джил сказала:

— Вообще-то наверху не так уж плохо. Нам нравится. Мы там живем.

— Знаю, знаю. Вы же наземцы, — сказал Голгл. — Но я-то думал, вы просто не знаете, как попасть вниз, внутрь. Неужто вам нравится ползать, подобно мухам, по макушке мира?

— Э-хе-хе, — вздохнул лягва. — Пошли, что ли. Показывай дорогу.

— В добрый час! — воскликнул королевич и вскочил в седло. Зудень сел позади Джил. Голгл шагал впереди.

Он шагал и во всю глотку выкрикивал новости: ведьма сдохла, четверо наземцев не опасны. И те, кто слышал его, передавали весть дальше, так что вскоре все Подземье наполнилось кликами и приветствиями; сотни, тысячи подземцев скакали, ходили колесом, на головах, вприсядку, играли в чехарду, пускали шутихи, а всадников обступила плотная толпа. Королевичу раз десять пришлось повторить историю, как он был заколдован и как его избавили от заклятья.