На мгновение Тириан потерял себя — не мог сообразить, ни где он, ни даже кто он. Придя в чувство, заморгал и огляделся. Он ждал тьмы. Но хлев был ярко озарен — вот почему он заморгал. Тириан напрягся: где враг? где Ришда? Но таркаану уже было не до него. Калорменец страшно вопил, тыча пальцем куда-то в сторону, потом закрыл лицо руками и рухнул ничком наземь. Тириан посмотрел в том направлении. И увидел!

К ним приближалось жуткое существо, то самое, которое Тириан видел возле башни, только здесь оно казалось не столь огромным, хотя и много больше любого человека: четыре руки, голова стервятника, клюв раскрыт, глаза сверкают, крик похож на вороний грай.

— Ты призвал меня в Нарнию, таркаан Ришда. Вот он я. Что скажешь?

Таркаан не отрывал лица от земли, не молвил ни слова, а только вздрагивал, будто его била икота. Ришда был храбрым воином, но половину своей храбрости он растерял в тот момент, когда в нем зародилось подозрение, что Таш — не выдумка. Вторая половина покинула его теперь.

Резко наклонившись — словно петух склюнул червяка, — Таш ухватил несчастного Ришду левой парой рук. Потом, чуть-повернув голову, вперил жуткое око в Тириана — имея птичью голову, только так, боком, и можно смотреть.

И в тот же миг прозвучал спокойный и ласковый, как летнее море, голос:

— Уходи, чудище; тащи свою законную добычу восвояси. Именем Эслана и Отца его, великого императора Заморья, заклинаю тебя!

Отвратительное существо, зажав таркаана под мышкой, исчезло. А Тириан обернулся на голос. И от того, что он увидел, сердце его забилось, как не билось никогда ни в одной битве.

Перед ним стояли семь королей и королев, увенчанных коронами, в блистающих одеждах; короли, к тому же, в прекрасных кольчугах и с мечами наголо. Тириан учтиво поклонился, но не успел молвить и слова, как младшая из королев рассмеялась. Тириан вгляделся и чуть не задохнулся от изумления — он узнал Джил, совсем не похожую на ту плачущую замарашку в старом платье, сползшем с плеча, какой он видел ее несколько минут назад. Теперь от нее веяло прохладой и свежестью, будто она только что вышла из купальни. Сперва ему почудилось, что она повзрослела, потом показалось, что нет, и он никак не мог решить, что же с ней произошло на самом деле. А вот и младший из королей — конечно же, Юстейс, но и он переменился так же, как Джил.

Тириану вдруг стало неловко — он предстал перед этими людьми, запятнанный кровью, грязью и потом битвы. Но тут же он понял, что и сам стал иным: и от него веяло свежестью, прохладой и чистотой, и одежда на нем та, какую надевал он ради великих празднеств в Кэйр-Паравеле. (Настоящая нарнианская одежда всегда была столь же удобна, сколь и красива, о таких же вещах, как крахмал, сукно или тугие резинки, там и вовсе не слыхивали.)

— Государь, — сказала Джил, выйдя вперед и сделав дивный реверанс, — позволь мне представить тебя верховному королю Питеру.

Тириану не пришлось объяснять, который из семерых королей — верховный, он видел это лицо тогда, во сне, хотя здесь, наяву, оно исполнилось еще большего благородства. Тириан шагнул вперед, преклонил колено и поцеловал руку Питера.

— Добро пожаловать в Нарнию, ваше величество, — молвил Тириан.

А верховный король, как и надлежит, поднял его и расцеловал в обе щеки. Потом представил его старейшей королеве (однако даже эта древняя дама оказалась не такой уж старой — ни тебе седых волос, ни морщин), король Питер молвил:

— Это, ваше величество, госпожа Полли, та, что пришла в Нарнию в самый первый день, когда Эслан повелел деревьям расти, а животным разговаривать, — затем Тириан был представлен человеку с длинной золотистой бородой и лицом, преисполненным мудрости. А дальше: — Мой брат, король Эдмунд. Моя сестра, королева Люси.

— Ваше величество, — спросил Тириан, после того как церемония завершилась. — Если я не ошибаюсь, согласно хроникам здесь должна быть еще одна персона. Ведь у вашего величества было две сестры? Где же королева Сьюзен?

— Моя сестра Сьюзен, — отвечал Питер кратко и сурово, — отреклась от Нарнии.

— Так и есть, — подтвердил Юстейс, — сколько мы ни пытались поговорить с нею о Нарнии, у нее один ответ: «Ну и крепкая же у вас память! Это надо же, по сей день думать о наших смешных детских играх».

— Ах, Сьюзен! — вздохнула Джил. — Теперь ей ничего не интересно, кроме нейлоновых чулок, губной помады и вечеринок. Как будто ей очень хочется стать взрослой.

— Вот уж действительно, — покачала головой тетя Полли, — хорошо бы она и вправду повзрослела. Детство потратила впустую, желая стать взрослой, теперь выросла и потратит всю жизнь на то, чтоб не состариться. Вот и получается: сперва спешит дорасти до самого дурацкого возраста, а потом всю жизнь за него же цепляется.

— Давайте отложим этот разговор, — сказал Питер. — Смотрите, какой здесь фруктовый сад! Какие плоды! Не испробовать ли их на вкус?

И только тут Тириан огляделся и понял, в какое дивное место попал.

Глава 13

Отречение гномов

Будь у него на то время, Тириан сообразил бы, что должен был оказаться под соломенной крышей в сарае шагов в двенадцать длиною и шириною — в шесть. А он стоял на травяной лужайке под высоким синим небосводом, и легкий ветерок летнего утра веял в лицо. Невдалеке поднимались кроны густолистых дерев, где из-под каждого листочка выглядывали золотые, бледно-желтые, фиолетовые и огненно-красные плоды, каких в нашем мире не встретишь. Плоды говорили о том, что здесь, должно быть, уже осень, но в воздухе пахло ранним летом, началом июня.

Все направились к саду. Каждый выбрал себе плод по нраву, сорвал с ветки, но не решался вкусить: плоды были столь прекрасны, что все ощутили одно: «Это не для меня… как я осмелился сорвать?»

— Все в порядке, — сказал Питер. — Я знаю, о чем мы все подумали. Но уверен, совершенно уверен, нам нечего бояться. Я чувствую, мы попали в страну, где нет никаких запретов.

— В таком случае, начали! — воскликнул Юстейс. И каждый откусил от своего плода.

Каковы они были на вкус? К сожалению, описать это невозможно. Скажу только, что по сравнению с этими плодами, самый спелый грейпфрут показался бы дряблым, оранжевый апельсин недостаточно сочным, груша, тающая во рту, — твердой, как деревяшка, а самая сладкая земляника — кислятиной. И ни тебе зернышек, ни косточек и никаких ос. Для того, кто вкусил от этих плодов, самая изысканная снедь покажется не вкуснее лекарства. Но словами не передашь и представить себе невозможно, пока сам туда не попадешь и не попробуешь.

Когда все немного насытились, Юстейс обратился к королю Питеру:

— Ты так и не поведал нам, как вы здесь оказались. Только начал рассказывать, а тут вдруг — король Тириан.

— Не многое я могу сообщить, — ответил Питер, — Эдмунд и я стояли на платформе и смотрели, как подходит ваш поезд. Мне еще показалось, что он слишком быстро вошел в поворот. И еще я подумал: забавно, может быть, наши едут в этом же самом поезде, а Люси даже не подозревает…

— Ваши? — переспросил Тириан. — Кого вы имеете в виду?

— Наших родителей — Эдмунда, Люси и моих.

— Откуда им там взяться? — удивилась Джил. — Уж не хочешь ли ты сказать, что они знают про Нарнию?

— Да нет, это никак не связано с Нарнией. Они собирались в Бристоль. Я услышал, что поедут они утренним поездом. А Эдмунд сразу сказал, что по утрам этот самый поезд — единственный.

(Эдмунд относился к тому сорту людей, которые знают все о железнодорожных расписаниях.)

— И что дальше? — спросила Джил.

— Ну, об этом так просто не расскажешь, правда, Эдмунд?

— Точно, — подтвердил Эдмунд. — На сей раз все происходило не так, как прежде, когда нас вытаскивали из нашего мира с помощью магии. Послышался ужасный рев, что-то шарахнуло по мне, но при этом не поранило. Я не столько испугался, сколько… как бы это сказать… напрягся, что ли. И… и еще одна странная штука. У меня сильно болело колено — расшиб, играя в регби. А тут вдруг перестало. Потом вспышка. И вот мы здесь.