— Приношу глубочайшие извинения всем, — промолвил он, — в первую очередь их величествам. Я не знал, что обеспокою вас за трапезой, иначе выбрал бы более подходящее время, чтобы преподать урок этому невеже…
— Да что такое случилось? — спросил Эдмунд.
А случилось следующее. Нетерпеливый Рипичип, которому всегда казалось, что корабль плывет слишком уж медленно, частенько сиживал на борту рядом с драконьей головой и тихонько напевал ту самую памятную колыбельную, которую сочинила дриада. Любая качка была ему нипочем, и он никогда ни за что не держался, возможно, благодаря помогавшему сохранять равновесие длиннющему хвосту. В команде корабля все об этой привычке знали, и никто не имел ничего против, — моряки на вахте были только рады компании. Чего ради Юстейс, еще не освоившийся с качкой, шатаясь, ковыляя и хватаясь за все, что подвернется под руку, забрался на полубак, история умалчивает. То ли он хотел взглянуть, не появилась ли на горизонте земля, то ли просто отирался возле камбуза с намерением что-нибудь стянуть. Так или иначе он углядел свисавший с борта хвост, — зрелище и впрямь довольно забавное, — и решил, что еще забавнее будет, если он этот хвост ухватит, крутанет несколько раз Рипичипа вокруг себя и убежит, чтобы от души посмеяться. Поначалу все сулило этому плану полный успех, ведь предводитель мышиного воинства весил ненамного больше крупного кота. Юстейс мигом сдернул его с перил и расхохотался, глядя на разинутый рот Рипичипа и беспомощно машущие в воздухе лапки. Впрочем, очень скоро мальчику стало не до смеха. Участник многих сражений, бывавший и не в таких переделках, Рипичип никогда не терял самообладания. Выхватить шпагу, когда вас крутят-вертят, ухватив за хвост, — задача нелегкая, но Рипичип с нею справился. А потом незамедлительно огрел обидчика клинком по руке. Раз, другой… Юстейс взвизгнул, выпустил хвост, мыш упал на палубу, подскочил словно мячик, и в следующее мгновение в опасной близости от живота незадачливого шутника сверкнуло отточенное острие.
— Эй, кончай сейчас же! — завопил не на шутку перепуганный Юстейс. — Убери свою железяку! Она острая. Такими нельзя тыкаться, это опасно. Перестань, тебе говорят! Я пожалуюсь Каспиану! Тебя на цепь посадят и намордник наденут!
— Почему ты не обнажаешь шпагу, ничтожный трус? — послышался в ответ грозный писк. — Защищайся, не то я просто тебя поколочу.
— Нет у меня никакой шпаги! Я пацифист. Ни оружия, ни поединков не признаю.
— Должен ли я понимать твои слова в том смысле, что ты отказываешься дать мне удовлетворение? — спросил Рипичип. Шпагу он опустил, но голос его звучал сурово.
— О чем ты вообще толкуешь? — пробормотал Юстейс, держась за поврежденную руку. — Шуток, что ли, не понимаешь? Чего ты от меня хочешь?
— Я хочу, — с расстановкой произнес Рипичип, — научить тебя хорошим манерам. Чтобы ты относился с надлежащим уважением к рыцарям, к мышам и к мышиным хвостам, — и каждая пауза между словами сопровождалась хлестким ударом шпагой плашмя, а гибкий, гномьей закалки клинок бил получше любой розги.
Юстейс, само собой, ходил в школу современную, где не применялись телесные наказания. Родители его находили такой способ воздействия на ребенка непедагогичным, и потому ощущения, которые он испытал, были для него совершенно новыми. И весьма неприятными. Так и получилось, что, несмотря на неумение ходить в качку, он мигом проскочил всю палубу и влетел в каюту, преследуемый разгоряченным Рипичипом. Стоит отметить, что такой же горячей, прямо-таки раскаленной, перепуганному беглецу казалась и проклятая шпага.
К глубокому разочарованию мальчика, в каюте все отнеслись к абсурдной идее поединка с мышью вполне серьезно. Каспиан даже предложил Юстейсу свой меч, а Эдмунд с Дринианом принялись обсуждать, какое преимущество следует предоставить Рипичипу, чтобы восполнить недостаток роста. Поняв, что иначе ему от драки не отмазаться, Юстейс уныло попросил у задиристого мыша прощения и удалился в свою каюту, где Люси промыла и перевязала его рану. Заснуть в ту ночь ему удалось не сразу, в конце концов он задремал, осторожненько устроившись на боку. И спать пришлось, не ворочаясь.
Глава 3
Одинокие острова
— Земля! — разнесся по кораблю громкий возглас впередсмотрящего.
Люси, болтавшая на юте с Ринсом, быстро сбежала по трапу и поспешила к носу корабля. Эдмунд припустил. за ней, и на полубак, где уже стояли Каспиан, Дриниан и Рипичип, они поднялись вместе.
Утро выдалось холодным, бледное небо нависало над темно-синим, с редкими барашками белой пены, морем. По правому борту из воды, словно невысокий зеленый холм, вставал Фелимат, ближайший из Одиноких островов, а позади него уже вырисовывались серые склоны Дурна.
— Добрый старый Фелимат! Добрый старый Дурн! — захлопала в ладоши Люси. — Они все те же. Ох, Эдмунд, как давно мы с тобой их не видели!
— Я никогда не мог понять, почему они считаются нарнианскими владениями, — заметил Каспиан. — Их что, завоевал верховный король Питер?
— Нет, — ответил Эдмунд. — Они принадлежали Нарнии задолго до нас, еще при Бледной Ведьмарке.
(Должен сознаться, что сам я тоже понятия не имею, по какой такой причине эти острова числятся нарнианскими. Если узнаю и если эта история окажется заслуживающей внимания, то непременно все расскажу, но уже в другой книге.)
— Прикажете причаливать здесь, ваше величество? — спросил Дриниан.
— По-моему, не стоит, — сказал Эдмунд. — Помнится, в наше время Фелимат был почти необитаем, и судя по виду, он таким и остался. Люди селились больше на Дурне да на Эвре — это третий остров, его отсюда не видно, — а на Фелимате только овец пасли.
— Значит, надо обогнуть этот мыс и подойти к Дурну, — сказал Дриниан, — Придется поработать веслами.
— А жаль, что мы не побываем на Фелимате, — вздохнула Люси. — Мне бы хотелось побродить по нему снова. Он хоть и одинокий, но ни чуточки не скучный и не печальный. Там чудесный воздух, а трава такая мягкая и зеленая…
— Я тоже не прочь размять ноги, — промолвил Каспиан. — Знаете что, давайте отправимся к берегу на шлюпке, а потом отошлем ее назад. Мы пересечем остров посуху, а корабль обогнет его и подберет нас с другой стороны.
Будь Каспиан опытным путешественником, каким со временем сделало его это плавание, он едва ли выступил бы со столь опрометчивым предложением, однако тогда оно показалось заманчивым не только радостно поддержавшей Каспиа-на Люси, но даже и Юстейсу, заявившему, что, на его взгляд, любой берег предпочтительнее ходящей под ногами ходуном палубы этого «дурацкого суденышка».
— Почему «дурацкого»? — обиделся за свой корабль Дриниан.
— Да потому, — отвечал Юстейс, — что настоящие корабли, на каких плавают в моей стране, такие большие, что, когда сидишь внутри, тебе и не понять, на суше ты или на море.
— Зачем тогда вообще выходить в море? — пожал плечами Каспиан. — Дриниан, прикажи спустить шлюпку.
На остров отправились сам король, Рипичип, брат и сестра Певенси и Юстейс. Высадив их, лодка отправилась обратно, а они, провожая ее взглядами, удивлялись тому, каким маленьким кажется с берега «Поспешающий к восходу».
Люси, конечно, была босиком, ведь туфельки она скинула, когда ее смыло в воду, но в этом нет ничего страшного, когда гуляешь по мягкой, шелковистой травке. После долгого плавания все были рады оказаться на суше, вдыхать запахи земли и травы, хотя поначалу, не иначе как с непривычки, показалось, будто почва под ногами качается на манер палубы. Выяснилось, что на острове гораздо теплее, чем в открытом море, и Люси особенно понравилось ступать по нагретому прибрежному песку. В небе звенела песня жаворонка.
Направились в глубь острова, вверх по невысокому, но довольно крутому склону. На гребне холма обернулись и увидели медленно плывший к северо-западу корабль, сверкавший на солнце, словно большущий золотистый жук. Потом путь пошел под уклон, и корабль пропал из вида.