— Еще чего! — фыркнул Дигори. — Мне вовсе не хочется жить вечно, тем более что все мои знакомые рано или поздно умрут. Уж лучше я проживу обычную жизнь, а когда умру — отправлюсь на небеса.

— А как же насчет твоей мамы, которую ты якобы так любишь?

— Какое вам дело до моей мамы? — крикнул Дигори.

— Разве ты не понимаешь, глупец, что яблоко способно ее исцелить? Подумай. Яблоко лежит в твоем кармане, мы здесь одни, Лев далеко. Воспользуйся своей магией, вернись в свой мир, отдай яблоко своей матери. Через пять минут ты увидишь румянец на ее щеках, она скажет тебе, что боль ушла и что к ней возвращаются силы. Потом она заснет… Только представь — здоровый сон, без всякого снотворного, без боли и мучений… На следующий день все станут говорить, что она чудесным образом поправилась. И все пойдет на лад, понимаешь? В твой дом вернется счастье, и ты станешь таким же, как другие мальчики.

— Замолчи! — крикнул Дигори, зажимая ладонями уши. Но ядовитые речи ведьмы уже проникли в его разум и настойчиво пробивались к душе.

— Что сделал для тебя этот Лев, что ты стал его рабом? — спросила ведьма, — Как он доберется до тебя, когда ты вернешься в свой мир? И что подумает твоя мама, когда узнает, что ты мог избавить ее от боли и вернуть радость твоему отцу, но не стал этого делать — ради какой-то зверюги из диковинного мира, потому что дал этой зверюге слово?

— Он не… Он вовсе не зверюга! — воскликнул Дигори, чувствуя, что в горле у него внезапно пересохло. — Он… я не знаю…

— Он хуже, чем просто дикий зверь, — убежденно заявила ведьма. — Посмотри, что он уже с тобой сделал, подумай, откуда взялась эта жестокость в твоем сердце! Вот так он обращается со всеми, кто его слушает. Жестокий, бессердечный мальчик! Ты допустишь, чтобы твоя мать умерла, но…

— Замолчи! — выдавил Дигори. — Замолчи! Я же дал слово!

— Тебя обманули, глупец! А ответить обманом на обман — только справедливо.

— Маме, — слова давались Дигори с трудом, — маме это не понравится… Она всегда учила меня держать слово… и не воровать… и все такое… Будь она здесь, она бы ни за что не разрешила мне сделать это…

— Она ни о чем не узнает, — проговорила ведьма почти ласково, и тон никак не вязался со свирепым выражением ее лица. — Ты ведь не станешь рассказывать ей, откуда взялось это яблоко. И отец твой тоже не узнает. Никому в твоем мире не нужно знать, где ты был и что видел. Девчонку, конечно, придется оставить здесь, иначе она тебя выдаст.

Тут ведьма допустила роковую ошибку. Разумеется, Дигори знал, что Полли всегда может вернуться домой самостоятельно, воспользовавшись своим собственным кольцом, но ведьме, похоже, это в голову не приходило. А ее слова насчет того, что Полли следует оставить здесь, внезапно явили Дигори истинную суть всего сказанного ведьмой. Мысли мальчика прояснились, с глаз словно спала пелена, и он сказал, куда громче и увереннее прежнего:

— Послушай, а тебе-то какое до всего этого дело? Почему ты печешься о моей маме? Раньше тебе на нее было наплевать. Что тебе нужно? Чего ты добиваешься?

— Молодец, Дигори, — прошептала Полли. — Пора удирать! Скорее! — До сих пор она не смела проронить ни слова — ведь, сами понимаете, умирала не ее мама.

— Летим! — Дигори подсадил Полли на спину лошади и забрался следом сам. Вольная Птица взмахнула крыльями.

— Летите, дурачье, — презрительно усмехнулась ведьма. — Вспомни обо мне, мальчик, когда постареешь, станешь дряхлыми и седым. Вспомни о вечной юности, которую ты отверг. Такое дважды не предлагают.

Лошадь взвилась в воздух, и последние слова ведьмы дети едва расслышали. Джадис не стала терять времени, развернулась и устремилась вниз по склону холма.

Все это произошло ранним утром, так что Вольная Птица и Полли в один голос заверили Дигори, что они успеют вернуться к Эслану еще до ночи. Мальчик всю дорогу молчал, погруженный в невеселые думы, и его оставили в покое. Он сомневался, правильно ли поступил, но как только вспоминал яркие крупные слезы в глазах Эслана, к нему возвращалась уверенность.

Вольная Птица летела весь день напролет, неутомимо взмахивая могучими крыльями, выбирая направление по реке, что вилась между гор и лесистых холмов. Уже ближе к вечеру они увидели водопад; лошадь перелетела скалистую стену и начала спускаться на сумеречную равнину Нарнии. Наконец, когда небо на западе окрасилось багрянцем заката, Дигори увидел на речном берегу толпу и различил среди собравшихся Эслана. Вольная Птица мягко скользнула к земле, сложила крылья и приземлилась, пробежав несколько шагов. Дети спешились. Животные, гномы, сатиры, нимфы и все прочие расступились, освобождая дорогу. Мальчик подошел к Эслану и протянул яблоко.

— Я принес то, что вы просили, сэр, — просто сказал он.

Глава 14

Как посадили дерево

— Молодец, — похвалил Эслан, и от раскатов его голоса вновь задрожала земля. Эти слова слышали все обитатели Нарнии, и Дигори вдруг понял, что история о том, как некий мальчик летал в чудесный сад, будет передаваться из поколения в поколение, от отца к сыну и от деда к внуку. Но польщенным он себя не чувствовал и даже не думал ни о чем таком, стоя перед Эсланом. На сей раз он смог взглянуть в глаза льву — и мгновенно забыл обо всех своих неприятностях.

— Молодец, сын Адама, — повторил Лев. — Из-за этого плода ты плакал, мучился от голода и жажды. И потому только твоя рука достойна чести посадить семя, из которого вырастет древо, хранящее Нарнию. Брось яблоко на речной берег — там земля мягче.

Дигори исполнил все, что ему велели. Вокруг стало так тихо, что все услышали глухой стук, с каким яблоко упало наземь.

— Хороший бросок, — сказал Эслан. — А теперь поспешим на коронацию короля Фрэнка и королевы Хелен.

Только теперь дети заметили среди животных, сатиров и фавнов бывшего кэбмена и его жену, облаченных в роскошные, диковинные платья, поверх которых были накинуты мантии. Мантию короля поддерживали четыре гнома, а мантию его супруги — четыре речных нимфы. Король и королева стояли с непокрытыми головами; Хелен уложила волосы и стала выглядеть краше прежнего. Однако непохожими на себя самих Фрэнка и Хелен делали не прически и не одежда; у них изменилось выражение лиц, и прежде всего это касалось короля. С его лица будто смыло все лукавство, всю драчливость и изворотливость лондонского кэбмена, и теперь в его чертах явственно проступили мужество и доброта. Должно быть, причиной всему был воздух новорожденного мира — или общение с Эсланом; а может, и то и другое.

— Клянусь моими крыльями! — прошептала Вольная Птица на ухо Полли. — Хозяин-то мой изменился не хуже моего! Ишь как глядит!

— Угу, — подтвердила девочка. — Пожалуйста, не щекочи мне ухо.

— А сейчас, — вымолвил Эслан, — пусть кто-нибудь раздвинет вон те ветви, и тогда мы увидим, что там спрятано.

Дигори углядел четыре дерева, росших поблизости друг от друга; их ветви были искусно переплетены между собой таким образом, чтобы получилась клетка. Повинуясь велению Эслана, два слона, которые действовали своими хоботами, и несколько гномов, споро работавших топорами, быстро разобрали клетку. Внутри находилось три предмета. Во-первых, крохотное деревце с золотой корой; во-вторых, крохотное деревце с серебряной корой; в-третьих, нечто невообразимое, в мокром и грязном платье, сидевшее на земле между двумя деревцами.

— Ой! — прошептал Дигори. — Это же дядя Эндрю!

Теперь нам нужно вернуться немного назад и объяснить, что же случилось с профессором Кеттерли. Помните, его посадили в землю и щедро полили водой. Вскоре после этого он очнулся и обнаружил, что вымок с головы до ног, что закопан по колено в сырую землю и что вокруг полным-полно свирепых диких животных. Поэтому не стоит удивляться, что он завопил так, будто его резали. Этот вопль убедил самых недоверчивых (даже кабана), что перед ними — живое существо. Животные поспешно выкопали профессора (его брюки их стараниями превратились в лохмотья). Едва очутившись на свободе, он попробовал удрать, но слон мгновенно обхватил его хоботом за талию. Животные единогласно решили, что это странное существо лучше куда-нибудь спрятать, чтобы его судьбу решил Эслан — когда у льва появится время. И вот они сделали подобие клетки, запихнули туда профессора, а затем наперебой стали предлагать ему еду.