— Приготовь чары, шут, — повторила ведьма.

— Сию секунду, мадам, — профессор подмигнул Дигори. — Нужно, чтобы дети взяли меня за руки. Надевай колечко, Дигори, — он явно рассчитывал сбежать от ведьмы.

— Так магия в кольце? — вскричала Джадис и попыталась схватить Дигори. Ее движение было стремительным, как бросок кобры, но мальчик все же оказался проворнее.

Он отскочил, схватил за руку Полли и воскликнул:

— Стойте! Еще один шаг — и мы исчезнем, а вы застрянете тут навсегда. Да, у меня в кармане лежит кольцо, которое перенесет нас с Полли домой. Стоит мне сунуть руку в карман — и фьюить! Простите, пожалуйста, — прибавил Дигори, обращаясь к кэбмену, — вы нам ничего плохого не сделали, и лошадку вашу мне жалко, но иначе никак нельзя. А вы, — он повернулся к ведьме и профессору, — вы оба чародеи, так что вам будет чем заняться…

— Ну-ка тихо! — прикрикнул кэбмен, — Дайте музыку послушать.

Пока они переругивались, Песнь изменилась.

Глава 9

Основание Нарнии

Новая Песнь звучала иначе — нежнее и возвышеннее, нежели та, которой Лев пробудил солнце и звезды; она плыла по-над пустынной землей, растекалась по долине, проникая, казалось, в самые отдаленные уголки. И всюду, куда бы Лев ни ступал, появлялась зеленая трава. И с каждой секундой трава разрасталась, волной взбегала по склонам холмов, подбиралась все ближе к подножиям гор, преображая еще недавно сумрачный мир. Под шелест травы по склонам потянулся вереск. Тут и там стали возникать темно-зеленые лужайки: одна такая лужайка появилась прямо под ногами у Дигори. На глазах у мальчика из-под земли вырвался остроконечный стебель. Выбрасывая дюжины отростков, мгновенно покрывавшихся зеленью, этот стебель рос и рос, и наконец Дигори догадался, что это такое.

— Деревья! — воскликнул мальчик.

К несчастью, насладиться этим зрелищем без помех детям не удалось. Дядя Эндрю подкрался к Дигори и попытался запустить руку в карман племянника; хорошо, что Дигори успел отскочить. Конечно, даже преуспей профессор Кеттерли в своих намерениях, ничего особенно страшного не случилось бы — ведь он норовил залезть в правый карман племянника, а там лежало не желтое, а зеленое кольцо. Но все равно было неприятно.

— Стой! — крикнула ведьма, — Отойди! Еще дальше! — Она взмахнула железной перекладиной, которую по-прежнему сжимала в руке. — Только попробуй снова к ним подойти, и я размозжу тебе голову. — В том, что это не пустая угроза, сомневаться не приходилось. — Выходит, ты решил удрать вместе с мальчишкой и бросить меня здесь? Отвечай, шут!

Дядя Эндрю наконец-то рассердился настолько, что забыл о своем страхе перед ведьмой.

— Вот именно, мэм, — дерзко ответил он. — С превеликим удовольствием. И кто бы, смею спросить, меня в том упрекнул? До сих пор со мной обращались самым недостойным, самым постыдным образом! Я прилагал все усилия, чтобы выказать вам свое уважение. А что взамен? Вы ограбили — не побоюсь этого слова, ограбили — весьма почтенного ювелира. Вы настояли на роскошном, если не сказать разорительном, обеде в вашу честь; между прочим, мне для этого пришлось заложить свои часы и цепочку, а в нашем роду, мэм, по ростовщикам ходить не принято. Разве что мой беспутный кузен Эдвард к ним захаживал, так ведь он служил в армии. А в течение сей трапезы, которая по вашей вине превратилась для меня в настоящую пытку, вы держали себя так, что на нас стали чуть ли не пальцами показывать! Вы публично унизили меня, мадам! Вы нанесли непоправимый урон моей репутации! Вы оскорбили полицию! Вы украли…

— Хватит, приятель, хватит, — перебил кэбмен. — Гляньте лучше, эвон какие дела творятся!

Посмотреть и вправду было на что. Деревце, выросшее под ногами Дигори, превратилось в громадный раскидистый бук, важно покачивавший ветвями. В зеленой траве, ковром покрывавшей долину, сверкали ромашки и лютики. Поодаль, на речном берегу, выросли ивы, клонившиеся к воде. На дальнем берегу виднелись цветущие заросли смородины, сирени, шиповника и рододендрона.

Должно быть, трава была неописуемо вкусной — во всяком случае, Ягодка уписывала ее, как говорится, за обе щеки.

Лев тем временем продолжал свою Песнь, величаво ступая по пышному зеленому ковру. И с каждым шагом он подходил все ближе к детям и их спутникам. Полли вслушивалась, пожалуй, внимательнее других, ибо ей чудилось, что она замечает связь между Песнью и тем, что происходит вокруг. Стоило льву издать низкую протяжную ноту, как на гребне одного из холмов поднимались темно-зеленые ели. А когда он взял череду нот повыше, повсюду в траве зазолотились примулы. Замершей от восторга девочке казалось, что Лев творит, или, как она рассказывала впоследствии, «придумывает» мир. Вслушиваясь в Песнь, можно было мысленным взором увидеть, о чем в ней поется; а оглядевшись, можно было узреть воплощенную Песнь воочию. Словом, Полли была на верху блаженства и совсем не испугалась того, что Лев приближается. Но Дигори и кэбмен не могли побороть тревоги. Что касается дяди Эндрю, стучавшего зубами от ужаса, он и рад был бы убежать, да его ноги стали совсем ватными и не желали слушаться.

Внезапно ведьма шагнула навстречу льву, который был уже метрах в десяти, не дальше, и метнула железную перекладину прямо ему в голову.

С такого расстояния не промахнулся бы и последний мазила, не то что Джадис. Перекладина угодила льву между глаз — отскочила и с глухим стуком упала наземь. А Лев не замедлил и не ускорил шага, словно ничего и не произошло; по его виду нельзя было даже догадаться, почувствовал ли он удар. Львиные лапы ступали бесшумно, но земля, казалось, подрагивала под его тяжестью.

Ведьма завопила и бросилась бежать; миг-другой спустя она уже скрылась за деревьями. Дядя Эндрю было попятился, но запнулся о корень и рухнул лицом в ручеек, с журчанием сбегавший к реке. Дети замерли, не зная, хочется им хотя бы пошевелиться. Лев не обратил на них ни малейшего внимания. Из его раскрытой пасти по-прежнему лилась песня. Он прошел так близко, что можно было прикоснуться к его гриве. Дети испугались, что вот сейчас зверь остановится и обернется; а в глубине души, как ни удивительно, им хотелось, чтобы он обернулся. Но впечатление было такое, будто Лев не видит их и не чувствует их запаха. Отойдя на несколько шагов, он повернулся и двинулся обратно, снова миновал детей и направился дальше.

Дядя Эндрю отважился приподнять голову.

— Дигори, мальчик мой, — выговорил он, откашлявшись и утерев лицо, — мы избавились от этой ужасной женщины, а злобный зверь нас не тронул. Дай же мне свою руку и надень кольцо.

— Руки прочь! — крикнул Дигори, отступая. — Держись от него подальше, Полли. Встань рядом со мной. Дядя Эндрю, если вы сделаете хотя бы шаг, мы исчезнем.

— Делайте, что вам сказано, сэр! — рассердился профессор. — Невоспитанный, неблагодарный, избалованный мальчишка!

— Кто бы говорил! — хмыкнул Дигори. — Мы хотим посмотреть, что будет дальше. А вам разве тут не нравится? Вы же так хотели повидать другие миры.

— Нравится? — изумился дядя Эндрю. — Только посмотри, во что превратился мой лучший костюм! — Выглядел он и вправду кошмарно; и то сказать, чем платье наряднее, тем больше ему достанется, коли его хозяин то выбирается из-под обломков кэба, то падает в илистый ручей, — Разумеется, это место довольно примечательное. Будь я помоложе… О! Надо бы заслать сюда кого-нибудь молодого. Скажем, охотника на крупную дичь. Нет, одного будет маловато… А когда они наведут здесь порядок, и приличным людям можно будет прийти. Климат тут замечательный. Какой свежий воздух! Он, несомненно, пошел бы мне на пользу — при иных, более благоприятных обстоятельствах. Ах, если бы у нас было ружье!..

— Разрази меня гром, хозяин! — вмешался кэбмен. — О каких это вы ружьях толкуете? Пойду-ка я, пожалуй, искупаю Ягодку. По мне, так моя лошадка поумнее вашего будет. — Он подошел к Ягодке и стал оглаживать животное, что-то тихонько приговаривая.