— Топор! — крикнул Каспиан, — несите топор! И продолжайте толкать!

За топором побежала Люси, благо она знала, где на корабле хранятся инструменты. Девочка спустилась в трюм и быстро вернулась обратно, но, поднимаясь на палубу, услышала громкий треск. Топор не понадобился. То ли моряки поднажали так сильно, то ли сам змей по дурости стянул петлю слишком туго, но резная надстройка обломилась, чешуйчатое кольцо соскользнуло, и корабль вырвался на свободу.

Моряки слишком вымотались, чтобы обращать внимание на что бы то ни было, но Люси впоследствии рассказывала: змеиная петля продолжала сжиматься в воде, пока не исчезла. И еще она утверждала — правда, это могло ей и привидеться, — что на морде страшилища появилось нечто вроде довольной, глуповатой улыбки. Конечно, улыбался змей или нет — вопрос спорный, но вот его тупость не вызывает ни малейших сомнений. Вместо того чтобы немедленно пуститься вдогонку за ускользнувшей добычей, он лишь щелкал челюстями, явно удивляясь тому, что не видит ни корабельных обломков, ни попадавших в воду людей.

А корабль, целый и невредимый, если не считать утраченной кормовой надстройки, стремительно удалялся. Люди, кряхтя и охая, повалились на палубу, но довольно быстро многие пришли в себя настолько, что даже заулыбались. Особенно оживленные разговоры зазвучали, когда подали рому: все наперебой восхваляли храбрость Юстейса (хоть от этой храбрости и не было никакой пользы) и, конечно же, отвагу и сообразительность Рипичипа.

Следующие три дня не были отмечены никакими событиями: никто не видел ничего, кроме неба и моря. На четвертый день ветер сменился на северный, волнение усилилось, и к полудню поднялся чуть ли не шторм, но как раз тут по левому борту на виду появился остров.

— Будь на то дозволение вашего величества, — сказал Дриниан, — мы могли бы подойти к острову на веслах с подветренной стороны и поискать подходящую бухту. Может, нам удастся переждать там непогоду.

Каспиан не возражал. Моряки сели на весла, но грести пришлось против сильного ветра, так что к берегу удалось приблизиться не скоро. Лишь с последними лучами заката корабль вошел в естественную гавань и бросил якорь. Ночь все провели на борту, а проснувшись, увидели зеленоватую воду залива и суровое, каменистое побережье, взбиравшееся к одинокой вершине, над которой проносились гонимые северным ветром тучи. Спустив шлюпку, моряки сложили в нее все успевшие уже опустеть бочонки для воды и направились к берегу.

— Дриниан, взгляни, — промолвил король, занявший место на корме у руля, — кажется, в эту бухту впадают две речушки. К которой из них двинемся за водой?

— Все равно, — откликнулся капитан. — Но та, что с правого борта, вроде бы чуток ближе. Может, туда?

— Дождь снова начинается, — заметила Люси.

— Точно, — подхватил Эдмунд. По лодке уже молотили крупные капли. — Лучше повернем к западу. Там у берега деревья, какое-никакое, а убежище.

— Верно, — поддержал Юстейс. — Какая необходимость попусту мокнуть?

Но Дриниан, словно не слыша, вел шлюпку прежним курсом. Пришлось вмешаться Каспиану.

— Они правы, — сказал король, — Поворачивай к западу.

— Как прикажете, ваше величество, — буркнул капитан. Он был не в духе из-за непогоды и к тому же очень не любил, когда люди, несведущие в мореходном деле, берутся давать указания. Однако королевский приказ он выполнил и, как оказалось впоследствии, правильно сделал.

Пока набирали воду, дождь стих. Каспиан, Эдмунд, Юстейс, Люси и Рипичип решили взобраться на вершину горы и осмотреть окрестности. Поднимаясь по склону, они продирались сквозь заросли травы и вереска; никаких живых существ, кроме чаек, навстречу не попадалось; наверху они обнаружили, что островок совсем маленький. С горы море казалось громаднее и пустыннее, чем с палубы и даже с верхушки мачты.

— А все-таки это глупость, — тихонько сказал Юстейс, всматриваясь в восточный горизонт. — Плывем сами не знаем куда, не говоря уж о том, зачем, — но ворчал он скорее в силу укоренившейся привычки. Уж во всяком случае прежнего раздражения в его голосе не слышалось.

Между тем северный ветер не унимался, и наверху основательно продувало. Решили спускаться, и тут Люси предложила вернуться другой дорогой, чтобы побывать у того ручья, к которому сперва правил Дриниан. На спуск ушло не более четверти часа. Поток вытекал из маленького, но глубокого озерца, и устремлялся к заливу по тесному руслу, петлявшему между валунами. Внизу царило безветрие, и успевшие притомиться путники присели на один из камней — большой, замшелый, почти скрытый разросшимся вереском. Присели все, но один (если быть точным, так Эдмунд) сразу же вскочил.

— Какие здесь камни острые! — воскликнул он, шаря рукой в кустах и пытаясь понять, обо что укололся. — Ого! Да это вовсе и не камень. Гляньте, рукоять меча! Лежит здесь небось невесть сколько лет, вон ее как ржа поела.

— Работа нарнианская, — заметил, подойдя к Эдмунду, Каспиан.

— Я тоже сижу на чем-то чудном, — сказала Люси. — На чем-то твердом.

Это оказались ржавые остатки кольчуги. Тут уже все повскакивали и принялись шарить в густом вереске. Поиски увенчались успехом — нашли шлем, кинжал и несколько монет, причем не калорменских полумесяцев, а полновесных «львов» нарнианской чеканки, какие во всякий базарный день можно встретить на рынках Бобриной плотины или Беруны.

— Возможно, это все, что осталось от одного из наших лордов, — печально предположил Эдмунд.

— Похоже, — согласился Каспиан, — но от кого именно? Ни на кинжале, ни на чем другом герба нет. Как узнать, кто здесь погиб и почему?

— И как отомстить за его гибель, — добавил Рипичип.

Между тем Эдмунд, единственный из всей компании, кому доводилось читать детективные романы, погрузился в раздумья, а потом неожиданно заявил:

— Здесь что-то не так. Этот лорд пал не в бою.

— С чего ты взял? — удивился Каспиан.

— А с того, что костей нет, — пояснил Эдмунд. — Убийца забрал бы меч, а труп бросил. Здесь же наоборот: меч валяется, а скелет пропал.

— Его мог убить хищный зверь, — предположила Люси. — Убить и сожрать.

— Ага, — хмыкнул Эдмунд, — хищный и страшно умный. Даже кольчугу снял.

— А может, дракон? — высказался Каспиан.

— Вот уж дудки! — отрезал Юстейс. — Дракон бы снимать кольчугу точно не стал. Я знаю!

— Пойдемте лучше отсюда, — молвила Люси, которой захотелось убраться подальше, как только Эдмунд завел речь о костях.

— Будь по-твоему, — согласился Каспиан. — Вещи, думаю, брать не стоит: пусть лежат где лежали.

Обошли вокруг озерца и остановились у самого истока ручья. Там было глубоко, вода чистая, и будь день жарким, им непременно захотелось бы искупаться, а уж напиться — тем более. Даже сейчас Юстейс наклонился, чтобы зачерпнуть воды щдонями, но в этот миг Люси и Рипичип разом воскликнули:

— Смотрите!

Озеро было таким прозрачным, что ясно виднелось усыпанное крупными серовато-голубыми камнями дно. И там, на дне, лежала большая, в полный человеческий рост, статуя — по всей видимости, золотая. Лежала она лицом вниз, с вытянутыми над головой руками. По случайности в этот миг тучи слегка разошлись, выглянувшее солнце осветило статую целиком, и Люси с замиранием сердца подумала, что в жизни еще не видела такой красоты.

— Ну и диво! — восхитился Каспиан. — Вот бы ее достать!

— Позвольте мне нырнуть, ваше величество, — тут же вызвался Рипичип.

— Это ни к чему, — остановил его Эдмунд, — Если статуя и впрямь золотая, в одиночку ее не вытащить. Да и глубоко здесь, пожалуй, футов пятнадцать будет. Впрочем, минуточку. Я очень кстати прихватил с собой охотничье копье. Сейчас измерим глубину. Каспиан, я наклонюсь, а ты подержи за руку, чтобы мне случайно не бултыхнуться.

Придерживаемый Каспианом, Эдмунд сунул копье в воду. Когда оно погрузилось наполовину, Люси заметила:

— Кажется, мы напрасно решили, будто статуя золотая. Просто солнце так светит. Гляньте на копье, оно тоже словно из золота.