— Во имя Эслана! — произнес Каспиан. — Самый малый вперед! Полная тишина — всем слушать мои команды.

Плеснули весла, и «Поспешающий к восходу» медленно двинулся во мрак. Люси удалось уловить мгновение, когда корабль вошел во тьму: по корме еще скользили последние солнечные лучи, а носа уже не было видно. Потом из вида пропало все — и корма, и солнце, и море. О том, где кончается корабль, можно было судить лишь по тусклому, расплывчатому пятнышку света от фонаря, перед которым смутно угадывалась темная фигура приникшего к штурвалу Дриниана. На палубе поблескивали ловившие отсветы факелов мечи и доспехи. Еще одно светлое пятно виднелось впереди, на носу. Третий фонарь был укреплен на мачте прямо над марсом, где находилась Люси, и сейчас ей казалось, что эта едва освещенная площадка плывет в океане мрака сама собой. Огни корабля, как всегда случается с огнями, зажженными в неурочное время, были мертвенно-бледными. А еще девочка почувствовала, что замерзает.

Никто не взялся бы сказать, как долго плыли они сквозь черноту — о том, что корабль вообще двигается, можно было догадаться лишь по скрипу уключин да плеску воды под веслами. Эдмунд выглянул за борт, но, как ни напрягал зрение, не смог высмотреть ничего, кроме отражения фонаря, да и то было каким-то мутным, а рябь на воде — мелкой и безжизненной. К тому времени уже все на корабле, кроме гребцов, дрожали от холода.

И тут откуда-то — никто не взялся бы сказать, откуда именно, — раздался истошный, нечеловеческий крик. То ли кричал не человек, то ли его голос сделался таким от непереносимого ужаса.

Каспиан попытался было заговорить, но у него пересохло в горле. И тут все услышали голосок Рипичипа, в полной тишине звучавший особенно отчетливо и звонко:

— Кто ты? Если враг, то ведай — мы тебя не боимся; а если друг, мы научим бояться нас твоих врагов.

— Спасите! — взывал голос, уже ставший похожим на человеческий. — Спасите! Даже если вы мне приснились, возьмите меня на борт! Или убейте, но только не исчезайте! Не бросайте меня в этом жутком месте!

— Где вы? — закричал Каспиан, успевший прокашляться. — Мы вас не бросим. Плывите сюда!

Снова послышался вопль — не понять, то ли радости, то ли ужаса) — а следом раздался плеск. Кто-то плыл к кораблю.

— Примите его с правого борта, — приказал Каспиан.

— Будет исполнено, ваше величество, — матросы встали у борта с веревками наготове, а один свесился вниз, с факелом в руке. Дрожащее пламя выхватило из темноты бледное лицо, и вскоре подхваченный дюжиной крепких рук незнакомец оказался на палубе.

При виде его Эдмунд подумал, что отроду не встречал человека, который выглядел бы настолько дико. Он вовсе не был стар, но седые волосы свисали грязными, путаными космами, черты изможденного лица искажал ужас, а одежда давно превратилась в лохмотья. В первую очередь поражали глаза, распахнутые так широко, что казалось, будто они лишены век. В их глубине не было ничего кроме беспредельного страха. Едва ноги спасенного коснулись палубы, он закричал:

— Бегите! Поворачивайте и гребите что есть мочи, пока не уберетесь подальше от этого гнусного места! Не мешкайте!

— Успокойся, — промолвил Рипичип, — и объясни, что нам угрожает. Мы не из тех, кто избегает опасности и тем более спасается от них бегством.

— Бегите! — твердил свое незнакомец. — На этом острове сны становятся явью.

— Сюда-то мне и надо! — воскликнул один из матросов. — Как причалим, тут же женюсь на Нэнси.

— А я увижу Тома живым, — подхватил другой.

— Дуралеи! — вскричал незнакомец. — Я и сам был таким же, сам угодил сюда из-за таких вот идиотских мечтаний. А лучше бы мне пойти на дно или вообще на свет не родиться! Вы что, не поняли? Здесь сбываются сны! Не мечты, а сны!

На мгновение воцарилась тишина, а потом большая часть команды устремилась к главному люку, на помощь гребцам.

Дриниан налег на штурвал, боцман выкрикивал команды. За краткий миг каждый успел припомнить некоторые из своих сновидений и ужаснулся при мысли о том, что такое может воплотиться в жизнь.

Один лишь Рипичип не шелохнулся.

— Прошу прощения у вашего величества, — молвил он, — но как вы можете мириться со столь постыдным малодушием? Это ведь не что иное, как бегство, причем бегство паническое.

— Налегай! — командовал между тем Каспиан. — Налегай! Можешь думать о нас что хочешь, — сказал он Рипичипу, — но на свете встречается такое, чему человек не в силах противостоять лицом к лицу.

— В таком случае, — сухо отозвался Рипичип и слегка поклонился, — я рад, что не родился человеком.

Люси тоже услышала слова незнакомца, и один кошмарный сон, который ей очень хотелось забыть, тут же вспомнился так отчетливо, словно только что приснился. Спуститься бы на палубу, к брату и Каспиану… Но девочка понимала, что ребята не в силах ей помочь. Хуже того, если сны здесь и вправду воплощаются в явь, то лучше не думать, в какое чудовище может превратиться любой из ее друзей. Она вцепилась в поручни марса и попыталась успокоиться. В конце концов, они же повернули и гребут назад. Скоро все будет в порядке. А «скоро» — это сколько?

Несмотря на плеск воды под быстрыми, ритмичными ударами весел, корабль обволакивала глубочайшая, зловещая тишина. Каждый на борту понимал, что лучше не прислушиваться, иначе в этой тишине начинали чудиться всякие жуткие звуки. Понимал-то каждый, но никто не мог ничего с собой поделать. Очень скоро прислушивались все, и всяк слышали что-то свое.

— Вот так звук, — сказал Юстейс Ринельфу. — Вроде как ножницы здоровущие… так и лязгают…

— Тсс! — шикнул в ответ Ринельф. — Я слышу! Она лезут, взбираются на борт!

— Оно карабкается на мачту, — проговорил Каспиан.

— Ну вот, — тяжело вздохнул один из матросов, — уже и в гонг ударили. Я знал, с этого все и начнется.

Стараясь ни на кого не смотреть, а главное, не оглядываться, Каспиан направился к корме.

— Дриниан, — тихо обратился он к капитану, — сколько времени мы шли на веслах во тьме? Я имею в виду, до того места, где подобрали этого беднягу?

— Минут пять или около того, — шепнул ответ Дриниан. — А в чем дело?

— Да в том, что назад мы гребем уже гораздо дольше.

Руки Дриниана задрожали, на лбу выступил холодный пот. К несчастью, среди матросов тоже нашлись те, кто умел считать. Послышались возбужденные голоса:

— Нам отсюда не выбраться! Гребем, гребем, а не движемся! То ли правим не туда, то ли кругами плаваем. Ну и влипли!

— Не выбраться! — громко подхватил незнакомец. — Ну конечно, конечно, не выбраться! — Он разразился диким, безумным смехом. — Какой же я глупец! Как я мог поверить, что меня отпустят? Нет, мы останемся здесь навеки!

В отчаянии Люси свесилась с площадки и взмолилась в темноту:

— Эслан, миленький, если ты нас любишь, выручи! Ну пожалуйста!

Ничего не произошло, но девочке почудилось что темнота перестала сгущаться, и она почувствовала себя чуточку увереннее. «В конце концов, — подумалось ей, — ничего по-настоящему страшного с нами пока еще не случилось».

— Смотрите! — хрипло выкрикнул стоявший на носу Ринельф. Впереди показалось крохотное пятнышко света; к тому времени, когда уже все заметили это пятнышко, на корабль упал яркий луч. Тьма вокруг не развеялась, но само судно словно высветил прожектор. Каспиан зажмурился, потом открыл глаза, оглянулся и увидел странные, искаженные лица своих спутников. Все смотрели в одну и ту же сторону, каждый отбрасывал черную, резко очерченную тень.

Люси пристально вглядывалась в источник света и постепенно начала различать какие-то очертания. Сперва ей показалось, что она видит самолет, потом — воздушного змея, но постепенно стало ясно — это альбатрос. Он сделал три плавных круга над мачтой, присел на миг на вызолоченный драконий загривок, прокричал что-то вроде бы и членораздельное, но непонятное, а затем расправил крылья и медленно полетел вперед, слегка уклоняясь вправо. Дриниан повел корабль следом: в том, что птица указывает путь к спасению, никто на борту не сомневался. И никто, кроме самой Люси, не услышал предназначавшихся ей одной слов: «Ничего не бойся, милое дитя». Она одна узнала голос Великого Льва и ощутила на миг дивное благоухание.