— Я перевалил через горы! — вскричал мальчик, — Через те самые горы, что отделяют Арченланд от Нарнии! Вчера я был на той стороне, а ночью, должно быть, одолел перевал… Вот повезло! Нет, не повезло — это он мне помог. Выходит, я в Нарнии?!
Шаста расседлал своего коня и снял с него уздечку.
— Ты, конечно, самый глупый конь на свете, — сказал он, — и самый упрямый.
Конь, даже не посмотрев на мальчика, принялся щипать траву. Судя по всему, он был весьма невысокого мнения о своем всаднике.
— Есть-то как хочется! — проговорил Шаста. — В Анвард возвращаться смысла нет, он наверняка в осаде. Спущусь-ка я в долину, может, найду чем подзакусить.
Склон, поросший густой, мокрой от росы травой, что леденила ступни, привел его к лесу. Вскоре он наткнулся на тропинку и двинулся было по ней, но не прошел и нескольких шагов, как услыхал басовитый, с хрипотцой голос.
— Доброе утро, сосед, — произнес голос.
Шаста завертелся на месте, высматривая того, кто это сказал. Взгляд его упал на маленького колючего зверька, вышедшего из-за дерева. Шаста никогда прежде не видывал таких зверьков, а потому не мог догадаться, что перед ним еж, сам по себе, разумеется, маленький, но для ежа очень даже крупный.
— Доброе утро, — поздоровался мальчик. — Вообще-то я не сосед. Я пришел издалека.
— Ась? — переспросил еж, прикладывая лапу к уху.
— Я пришел из-за гор. В смысле, из Арченланда.
— А-а-а, — протянул еж. — Вон оно как. Дальняя дорожка тебе выпала, дальняя. Сам-то я там, вестимо, отродясь не бывал.
— По-моему, надо предупредить кого-нибудь, что орда диких калорменцев напала на Анвард.
— Да что ты! — воскликнул еж. — Чудные дела творятся, сосед. А толковали, будто Калормен от нас за сотни миль, коли не за тысячи. Мол, лежит он на краю света, за великим песчаным морем.
— До него гораздо ближе, уверяю тебя, — Шаста начал злиться. — Мы тут треплемся, а калорменцы Анвард осаждают! Нужно известить вашего верховного короля!
— Вестимо, сосед, вестимо, — откликнулся еж, — Да вот поди ж ты — я как раз вздремнуть собирался. Экая незадача! Здоров, соседушка!
Последние слова были обращены к огромному кролику, который незнамо откуда выскочил на тропу. Шкура у кролика была песочного оттенка. Еж, не сходя с места, выложил кролику все, что узнал от Шасты. Кролик не преминул согласиться, что вести просто поразительные, если не сказать — беспокойные, и надо обязательно всех предупредить и что-нибудь этакое измыслить.
Шаста злился все сильнее. Дальше разговоров дело упорно не шло, хотя к ним с ежом присоединились уже и другие зверюшки и на лесной тропинке собралась целая компания: еж, пять кроликов, белка, две сороки и мышь, а еще — козлоногий фавн. И все гомонили, перебивая друг друга, и каждый соглашался, что нужно что-то делать. Шаста не знал, что после Долгой Зимы, напущенной Бледной Ведьмаркой, в Нарнии наступил Золотой Век и многие нарнианцы от радости сделались беззаботны и даже слегка обленились, ибо быстро привыкли полагаться на доброго и мудрого верховного короля Питера.
По счастью, вскоре в лесу объявились существа более здравомыслящие. Одним оказался рыжий гном по имени Даффл, вторым — олень, высокий и статный, серый в яблоках, величаво ступавший на своих изящных ногах, столь тонких, что, казалось, их запросто можно сломать двумя пальцами.
— Великий Лев! — вскричал гном, узнав, в чем дело. — Анвард в осаде! Так что ж вы тут языками мелете? Надо послать кого-нибудь в Кэйр-Паравел известить короля! Нарния должна помочь Арченланду!
— Точно! — согласился еж. — Токмо короля-то в Кэйр-Паравеле нету. Он на север пошел великанов лупить. Вы уж простите, к слову пришлось, но как я про великанов услышу…
— Кто доставит весть королю? — перебил гном. — Кто из вас бегает быстрее моего?
— Я, — отозвался олень, прикрывая свои подернутые влагой глаза. — Что мне ему сказать? Сколько там калорменцев?
— Две сотни копий, — торопливо сообщил Шаста. — Ведет их принц Рабадаш. И… — Но олень уже умчался, одним прыжком исчез в лесу, только мелькнул среди деревьев белый хвостик.
— Куда это он, интересно? — проговорил кролик. — Ведь короля Питера в замке нет.
— Зато есть королева Люси, — ответил гном. — И она… Эй, человек, что с тобой такое? Ты совсем зеленый, того и гляди сомлеешь. Оголодал, что ли? Ты когда последний раз ел?
— Вчера утром, — тихо признался Шаста.
— Вон оно что, — гном подставил мальчику свое крепкое плечо. — Обопрись-ка, вот так. А вам, соседи, стыд и позор: закормили паренька болтовней, нет чтоб чего посытнее предложить. Идем со мной, парень, я тебя словесами кормить не стану.
Растолкав зверей и продолжая что-то сокрушенно бормотать себе под нос, гном повел Шасту в лес. Они сошли с тропы, спустились под горку. Идти оказалось намного дальше, чем рассчитывал Шаста; ноги у него подкашивались, но в тот самый миг, когда колени подогнулись (он наверняка упал бы, не поддерживай его гном), впереди показался невысокий, без единого деревца холм. У подножия холма стоял домик; над печной трубой вился дымок, дверь была распахнута настежь. Гном подвел Шасту к крыльцу и крикнул:
— Эгей, братья! К нам гости!
В ноздри ударил восхитительнейший на свете запах. Шаста никогда прежде не нюхал ничего подобного, но запах был такой вкусный, что у него слюнки потекли. (Скажу вам по секрету, в домике жарили на большой сковороде яичницу с грудинкой и грибами).
— Нагнись, парень, — посоветовал Даффл, но предупреждение запоздало: Шаста уже успел стукнуться лбом о низенькую притолоку. — Присаживайся. Стол низковат, уж не обессудь, зато стулья ему впору. Так, что у нас тут? Ага, овсянка и кувшинчик со сливками. На, держи ложку.
К тому времени как Шаста справился с овсянкой, братья Даффла — их звали Рогин и Бриклтам — выставили на стол прочее угощение: сковородку с яичницей, дымящийся кофейник, кувшин с парным молоком и жареные хлебцы.
Все это Шаста пробовал впервые в жизни. В Калормене он привык совсем к другой еде. Даже хлебцы были ему в диковинку, что уж говорить о сливочном масле! (В Калормене принято не намазывать хлеб, а поливать его маслом растительным.) Да и сам дом разительно отличался от калорменских строений — и от сумрачной, грязной, пропахшей рыбой хижины Аршиша, и от многоколонных, убранных драгоценными коврами дворцов Ташбаана. Потолок нависал так низко, что можно было достать рукой; кругом сплошное дерево, ни единого камушка; на стене часы с какой-то птицей в окошечке, на столе скатерть в красно-белых клетках, на окнах с толстыми стеклами — белые занавеси. Разумеется, гномы строили дом, что называется, под себя, и вся посуда и ножи с вилками у них тоже были гномьи, то бишь куда меньше привычных. Да и порции оказались скудноваты; впрочем, добавлять можно было сколько угодно, так что Шаста голодным не остался. Гномы от него не отставали — уплетали так, что трещало за ушами, и переклинивались через стол: «Подай-ка маслица, братец!» — «Плесни кофейку-то, плесни!» — «А грибки замечательные, сами в рот просятся». — «Может, еще яиц поджарить,?» Наконец с завтраком было покончено, и разгорелся спор насчет того, кому мыть посуду. После долгих препирательств определили, что моет Рогин. Даффл с Бриклтамом вывели Шасту наружу и усадили на скамейку у стены дома; все вытянули ноги, дружно вздохнули, а потом гномы разожгли свои трубки. Солнце припекало, роса давно высохла; когда бы не легкий ветерок, уже было бы жарко.
— Что ж, чужестранец, — проговорил Даффл. — Позволь поведать тебе о том, что ты видишь. Пред тобою южная Нарния, наша родина, наша гордость. По левую руку, вон за теми холмами, виден Западный кряж, а тот круглый холм справа зовется Каменным Столом. За ним…
Он умолк, прерванный самым неподобающим образом: Шаста, утомленный ночными скитаниями и осоловевший после столь сытного завтрака, крепко заснул и даже захрапел. Гномы ничуть не обиделись;, наоборот, они принялись размахивать руками, показывая друг другу — пускай, мол, поспит малец — и так оживленно махали и перешептывались, так долго вставали и на цыпочках уходили прочь, что наверняка разбудили бы его, будь он не таким усталым.