Горная тропа, которой следовало войско, становилась все уже, а склон справа делался все обрывистее. Вскоре пришлось выстроиться по одному, длинной цепочкой — иначе по краю пропасти было не пройти. Шаста содрогнулся, сообразив, что прошлой ночью он проделал этот путь в полной темноте. Хотя, если вдуматься, ничто ему не угрожало: Лев вовсе не случайно все время держался слева — между ним и обрывом…

Тропа вильнула влево, на юг, уводя от пропасти. Въехали в густой лес и двинулись дальше вверх, к перевалу. Должно быть, отсюда открывался бы замечательный вид, когда бы не деревья, заслонявшие все вокруг; лишь изредка вырастала над ними горная вершина да показывались высоко в небе орлы.

— Битву чуют, — заметил Корин, кивая на птиц. — Попируют они нынче знатно, уж поверь.

Шаста поежился, но ничего не сказал.

Одолели перевал, стали спускаться. Здесь деревьев было куда как меньше, и Арченланд, подернутый голубоватой дымкой, был виден как на ладони. Шасте почудилось даже, будто он различает у самого горизонта золотистую полоску пустыни. Впрочем, прямо в глаза ему светило закатное солнце, поэтому он легко мог и ошибиться.

Эдмунд, ехавший впереди, велел остановиться и перестроить ряды. На левом фланге расположился целый отряд свирепых на вид говорящих зверей, в основном кошек, больших и малых, — леопардов, ягуаров, пантер и прочих. Откуда они взялись, Шаста не знал, — во всяком случае, на марше их в войске точно не было. Справа встали великаны; прежде чем занять позицию, все они скинули с плеч мешки и дружно сели. Оказывается, в своих мешках великаны несли сапоги — огромные, тяжеленные, утыканные шипами сапоги до колен. Обувшись, великаны взяли свои дубинки — человеку такую было не поднять — и пошли куда им было приказано. Лучники, к которым присоединилась королева Люси, встали сзади и принялись сгибать луки и натягивать тетивы, проверяя, все ли готово к сражению. И не они одни: куда ни посмотри, повсюду ратники подтягивали пояса, надевали шлемы, обнажали мечи, сбрасывали наземь плащи. Все это они делали молча, и оттого на душе становилось еще тревожнее.

«Вот влип! — безостановочно твердил себе Шаста. — Вот ведь влип, а?!»

Ветер донес приглушенные расстоянием звуки: многоголосый крик и глухие удары.

— Таран, — шепотом пояснил Корин (даже он в эту минуту посерьезнел). — Пытаются разбить ворота. Почему король медлит? Чего мы ждем? Я совсем замерз.

Шаста кивнул, надеясь, что по лицу незаметно, как ему страшно.

Вот наконец и сигнал! Вперед, вперед, рысью, вперед за плещущим на ветру стягом. Миновали пригорок, и внезапно перед ними раскинулось поле брани. Осажденный Анвард: множество башен, высокие стены, ворота, естественно, закрыты, решетка опущена. Как ни удивительно, рва вокруг замка не было. На стенах выстроились воины Арченланда; лиц издалека было не разглядеть, но среди них наверняка находился и сам король Лун. Внизу, под стеной, человек пятьдесят пеших калорменцев размеренно били в ворота увесистым стволом дерева, срубленного, верно, в окрестном лесу.

Стоило осаждающим заметить передовой отряд нарнианского войска, картина изменилась в мгновение ока. Те, кто бил в ворота тараном, продолжали свои попытки разбить ворота, а остальные ратники Рабадаша, подчиняясь приказу, взлетели в седла и устремились навстречу нарнианцам.

Эдмунд и его рыцари пустили коней вскачь. Расстояние между врагами стремительно сокращалось. Быстрее, быстрее! Мечи из ножен, щиты перед собой, молиться поздно, уже не зажмуриться — разве что зубы стиснуть… Шаста был едва жив от страха. И вдруг у него в голове мелькнула шальная мысль: «Сейчас струсишь — всю жизнь от врагов бегать будешь. Я не боюсь, не боюсь!»

Когда же армии сошлись и началась жестокая сеча, Шаста утратил всякое представление о происходящем. Все смешалось: топот копыт, лязг мечей, крики, вопли, стоны… Из его руки меч выбили почти сразу, поводья запутались, он понял, что выскальзывает из седла. Внезапно у него перед глазами возник наконечник копья. Мальчик пригнулся — и скатился с коня. Больно ударился костяшками левой руки о чей-то доспех, а потом…

Пожалуй, нет ни малейшего смысла описывать сражение, каким оно виделось Шасте: он оказался в бою впервые в жизни и совершенно не понимал сути того, что творилось вокруг. Поэтому лучше всего нам будет перенестись за несколько миль от поля брани, к дому Отшельника с Южного болота. Отшельник сидел под раскидистым деревом и глядел в пруд как в зеркало. Подле него стояли Аравис, Бри и Хвин.

Этот пруд обладал магическим свойством показывать все, что случалось за пределами живой изгороди, охранявшей подступы к жилищу Отшельника. В водах пруда отражались вовсе не дерево, росшее на берегу, и не дом, а улицы городов, лежащих к югу дальше, чем Ташбаан, и корабли, спешащие в Алую Гавань на дальних Семи островах, и разбойники, подобно диким зверям обитавшие в великой Западной Чащобе, между Фонарным углом и Тельмаром. В день битвы Отшельник с самого утра не отходил от пруда, не отвлекаясь даже на еду, ибо он хотел собственными глазами увидеть сражение, в коем решалась судьба Арченланда.

Аравис и лошади видели все, что отражалось в пруду, не так отчетливо, как Отшельник, — ведь это был не их пруд. Поэтому Отшельнику приходилось время от времени рассказывать им о том, что происходит. Незадолго до того как Шаста оказался в гуще схватки, Отшельник молвил:

— Вижу одного… двух… нет, трех орлов. Они кружат над Пиком Бурь. Среди них — древнейший из орлиного племени. Он не поднялся бы в небо, когда бы не чуял запаха крови. Кружит и кружит, смотрит то на Анвард, то на восток, за Пик Бурь. О!.. Наконец-то я понял, на что Рабадаш потратил весь день. Его люди свалили в лесу огромное дерево, обрубили с него сучья, и теперь у них есть таран. Похоже, неудача первого приступа кое-чему их научила. Разумнее было бы, конечно, изготовить лестницы, но на это требуется время, а Рабадаша сжигает нетерпение. Глупец! Ему следовало повернуть обратно после первой же отбитой атаки. Весь его расчет строился на внезапности, к осаде он не готов… Таран уже у ворот. Анвардские лучники стреляют со стен. Пятеро калорменцев убиты, всего пятеро. Они держат над головами щиты. Рабадаш отдает приказ. С ним его приближенные, свирепые таркааны из восточных провинций. Вижу их лица. Так, Коррадин из замка Тормант, Азрух, Шламаш, Ильгамут с заячьей губой, еще какой-то таркаан с крашеной бородой…

— Ба! — воскликнул Бри. — Это же мой прежний хозяин Анрадин!

— Тсс! — прошипела Аравис.

— Таран ударил в ворота. Когда бы мы не только видели, но и слышали, какой бы тут грохот стоял! Еще удар, и еще; нет, долго ворота не выдержат. Погодите-ка! Птицы, что кружат над Пиком Бурь, словно чем-то напуганы. Разлетаются в разные стороны… Так… Так… Не вижу… Ага! Вот оно что! С востока появились всадники, их очень много. Ах, если бы ветер развернул штандарт, мы бы узнали, кто они такие. Перевалили через холм… Вижу, вижу! Алый Лев! Нарния! Скачут вниз… Впереди король Эдмунд, женщина среди лучников — должно быть, королева Люси… О!

— Что? — прошептала Хвин.

— Все кошки выстроились слева.

— Кошки? — удивилась Аравис.

— Большие кошки — леопарды, пантеры и другие, — пояснил Отшельник, не отрывая взгляда от поверхности воды. — Они обходят калорменцев, чтобы напасть на их лошадей. Отлично придумано! Калорменские лошади мечутся точно обезумевшие. Кошки нападают… Рабадаш перестроил ряды. Сотня воинов в седле… Скачут навстречу нарнианцам… Все ближе, ближе… Король Эдмунд, Перидан… А это что за детишки? Неужели король позволил им сражаться? Совсем чуть-чуть… Все, сошлись! Великаны справа творят чудеса… один упал… похоже, ему попали в глаз… В центре куча мала… Слева видно получше. Вот снова эти мальчишки… Великий Лев! Один из них — принц Корин, а второй похож на него как две капли воды! Это ваш Шаста! Корин сражается как мужчина. Убил калорменца… В центре стало свободнее. Эдмунд и Рабадаш едва не столкнулись. Нет, развело в стороны…