— Разумный отступить не стыдится, — сказал кентавр, — А коли мы намерены сражаться, надо самим выбрать место битвы. К чему соглашаться на условия врага?

— Верно подмечено, ваше величество, — вставил Землерой, — ох, как верно.

— Но куда же мы пойдем? — спросили несколько голосов.

— Ваше величество, — вновь заговорил Корнелиус, — и вы, многомудрые животные, мы должны идти на восток вдоль реки, до самой чащи. Тельмаринцам ненавистны леса, и моря они всегда боялись — потому что из-за моря в наш край пришел Эслан. Вот почему они не вырубили деревья, преграждающие путь к морю. Как гласят предания, в устье реки стоит замок Кэйр-Паравел. Его окрестности враждебны нашим недругам. Я скажу так: мы должны укрыться на Эслановом взгорье.

— Эсланово взгорье? А это где? Мы там не бывали.

— Эсланово взгорье находится у опушки Великого Леса. Это высокий курган, возведенный в баснословные времена на том месте, где стоял — и, быть может, стоит до сих пор — магический камень. Курган изнутри весь изрыт пещерами и туннелями, а камень укрыт в самой его сердцевине. Там разместится все: и наши припасы, и мы сами — во всяком случае, те, кому более других нужно укрытие и кто привык жить под землей. Остальные же спрячутся в лесу. При необходимости мы — исключая достопочтенного великана — сможем также укрыться в кургане, и там до нас не доберется никто — разве что голод.

— Хорошо, что среди нас есть ученый муж, — сказал Землерой.

— Вихры мои, вихрочки! — проворчал Трампкин себе под нос. — Опять бабушкины сказки! Замок какой-то, курган, камень магический… Нет чтобы делом заняться!

Предложение Корнелиуса одобрили, и в ту же ночь, полчаса спустя, выступили в поход. А перед рассветом уже достигли Эсланова взгорья.

Курган возвышался на вершине более полого холма, сплошь поросшего деревьями; в склоне его нашлась крохотная дверца. За дверью начинался настоящий лабиринт туннелей, стены и потолки которых были выложены камнем; приглядевшись, Каспиан в свете факела различил на камнях диковинные знаки и рисунки, в которых угадывались очертания львиной фигуры. Казалось, эти знаки и рисунки были начертаны во времена даже старше тех, о которых ему рассказывала нянюшка.

Едва успели разместиться в пещерах, как дозорные принесли дурные вести. Лазутчики Мираза выследили повстанцев и привели тельмаринское войско прямиком ко взгорью. И, как это часто бывает, вдруг выяснилось, что войско Мираза куда многочисленнее и сильнее, чем они полагали. Наблюдая за врагами, Каспиан все больше приходил в уныние. Ратники Мираза, конечно, боялись леса, но куда сильнее они боялись своего правителя и потому продолжали наступление (а не будь его с ними, наверняка давно бы разбежались). Осажденные то и дело устраивали вылазки; так продолжалось не день и не два, и при свете солнца, и во мраке ночи, однако вылазки эти не причиняли врагу особого ущерба.

А потом наступила ночь, когда все вообще пошло из рук вон плохо. Дождь, хлеставший весь день напролет, обернулся ночными заморозками. Утром же Каспиан предполагал ударить по врагу всеми наличными силами. Сам он вместе с гномами должен был напасть на рассвете на правое крыло Миразовой армии; а когда завяжется сражение, великан Ветродуй с кентаврами и хищниками выскочит из засады и отрежет правое крыло Мираза от остального войска. Однако план провалился. Никто не предупредил Каспиана (по правде сказать, никто этого не помнил и помнить не мог), что великаны не отличаются сообразительностью. Бедняга Ветродуй был настоящим великаном — храбрым как Лев и изрядно туповатым. Он выбрался из засады в неурочный час и ударил вовсе не туда, куда ему говорили, и в итоге отряды Каспиана понесли большие потери, а враг почти не пострадал. И самый доблестный из Пузатых медведей, и один из кентавров были почти при смерти, а ран не избежал никто.

Отступив, укрылись в лесу и расселись в молчании за скудной едой. Мрачнее других, разумеется, был Ветродуй. Он сидел и горько плакал, и огромные слезы падали на горстку мышей, пригревшихся у его ног. Мыши, естественно, повскакивали, принялись отряхиваться, размахивать клинками и грозить великану страшными карами, если он не прекратит немедленно это безобразие. Тут пробудились и другие и принялись совестить мышей: дескать, вас брали в разведчики, а вовсе не в певцы, так что давайте-ка, братцы, уймитесь. А пристыженный Ветродуй на цыпочках ушел в глубь леса — искать укромное местечко, где никто не помешает выплакаться; по дороге он наступил на чей-то хвост, и кто-то (как говорили потом, лиса) его укусил. Короче говоря, отдохнуть не удалось никому.

А в тайной пещере в самом сердце кургана королевич Каспиан держал совет с доктором Корнелиусом, Землероем, Трампкином и Никабриком. Свод пещеры поддерживали толстые колонны, изваянные древними мастерами. Посреди пещеры стоял магический камень — точнее, каменный стол, расщепленный точно посередине. По камню бежала какая-то надпись. За несчетные годы, которые этот стол простоял под небом, открытый ветру и непогоде, надпись почти стерлась. Участники совета старались не подходить слишком близко к столу: от него до сих пор исходила некая магия, а потому он внушал трепет. Сидели на бревнах у грубого, наспех сколоченного деревянного стола, на котором стояла глиняная лампада. В углах пещеры залегли глубокие тени.

— Пора воспользоваться рогом, ваше величество, — сказал Землерой (Каспиан поведал друзьям об обретенном сокровище). — Думаю, помощь не замедлит прийти.

— Мы в отчаянном положении, — согласился Каспиан. — Но как узнать, насколько оно отчаянное? А вдруг завтра станет и того хуже? Что тогда?

— Все бы вам рассуждать, — проворчал Никабрик. — Дорассуждаетесь, слишком поздно будет.

Гном прав, — сказал доктор Корнелиус.

— А ты что молчишь, Трампкин? — спросил Каспиан у рыжего гнома, который слушал разговор с совершенно безразличным видом.

— Вашему величеству прекрасно известно, что я думаю. А для остальных повторю: по-моему, и этот рог, и вон та каменюка, и король Питер, и Эслан ваш — все это пустая болтовня, бабушкины сказки. Трубите, ваше величество, коли вам приспичило, только никому не рассказывайте. Не надо обманывать тех, кто вам доверяет. А вы их непременно обманете, ибо проку от вашего рога — ну никакого!

— Что ж… Во имя Эслана! Я протрублю в рог королевы Сьюзен! — вскричал Каспиан.

— Не спешите, государь, — сказал Корнелиус, — Прежде вам следует сделать кое-что другое. Мы не знаем, что за помощь к нам придет. Вполне возможно, рог призовет Эслана из-за моря. Но мне сдается, что скорее всего он приведет к нам верховного короля Питера и его сподвижников из славного прошлого. Но вряд ли можно ожидать, что они — кто бы то ни был — появятся именно здесь…

— Первые разумные слова, — пробурчал Трампкин.

— Думаю, — продолжал доктор, — наша помощь явится в каком-либо из Древнейших Мест. Мы с вами находимся в самом древнем из них и в самом что ни на есть волшебном, но существуют также два других. Первое — Фонарный Угол; это вверх по реке, к западу от Бобриной Плотины, там дети-короли впервые появились в Нарнии, как гласит легенда. Второе — в устье реки, где когда-то стоял замок Кэйр-Паравел. И если даже к нам на выручку придет сам Эслан, вероятнее всего встретить его именно там, ибо в преданиях говорится, что он — сын заморского императора и должен прийти из-за моря. Я предлагаю послать дозорных и вниз, и вверх по течению, и в Фонарный Угол, и к устью, чтобы было кому встретить нашу подмогу.

— Так я и думал, — буркнул Трампкин. — Мало нам хлопот, еще и двух воинов потеряем.

— Кого же нам послать, доктор Корнелиус? — спросил Каспиан.

— По вражеской территории сподручнее всего пробираться белке, — проговорил Землерой.

— Все наши белки — а у нас их не так уж много, — отозвался Никабрик, — существа легкомысленные. Единственная, кому я доверяю, — Балаболка.

— Пускай будет Балаболка, — решил Каспиан. — А второй посланец? Я бы предложил Землероя, но он не то чтобы скор на ногу. И вы тоже, доктор Корнелиус.