— Люси, — снова позвал знакомый голос. Девочка села, она вся дрожала — не от страха, а от восхитительного предчувствия. Луна сияла так ярко, что в лесу было светло почти как днем; правда, в лунном свете лес все же выглядел более… диким, что ли. За спиной шелестели ветвями ели, справа возвышались зазубренные утесы, а впереди, на расстоянии полета стрелы, виднелась окруженная деревьями полянка. Люси пригляделась к деревьям.

— Ой, да они же двигаются! — прошептала девочка. — Пли мне кажется?

Она поднялась и с колотящимся сердцем осторожно по-bi ла к полянке. Оттуда доносился странный шум — словно ветер ворошил листву, но ветра не было и в помине! Впрочем, в этом шуме была некая особенность, как если бы он складывался в напев, в мелодию, которую было никак не уловить; Люси сразу вспомнилась предыдущая ночь, когда она пыталась понять, о чем шепчутся деревья. Ноги задвигались сами собой, норовя пуститься в пляс. Не осталось ни малейших сомнений: деревья и вправду двигались — туда, сюда, сходились и расходились, как в каком-нибудь сельском танце. «И что же им танцевать, как не деревенский танец?» — мельком подумалось Люси. Она подошла к полянке почти вплотную.

Первое дерево, которое она разглядела как следует, показалось ей вовсе не деревом, а высоким мужчиной с лохматой бородой и всклокоченными волосами. Она ничуть не испугалась, ибо уже видела — и не раз — этакие превращения. Но со-второго взгляда мужчина исчез, снова обернулся деревом, которое, кстати сказать, продолжало неспешно двигаться. Что у него, корни или ноги, понять было невозможно; ведь когда деревья двигаются, они не ступают по земле, а идут по ней вброд, как люди по мелкой воде. И то же самое было со всеми другими деревьями. С первого взгляда они казались великанами, обретшими людское обличье по велению доброй магии, что пробудила их к жизни; а со второго — вновь становились обыкновенными деревьями. Правда, не совсем обыкновенными; они неуловимо напоминали людей (а когда выглядели как люди, столь же неуловимо напоминали деревья). Диковинный напев между тем по-прежнему лился над полянкой.

— Они почти пробудились, — прошептала Люси, — совсем чуть-чуть осталось.

Что же до нее самой… Поначалу она еще сомневалась, а не снится ли ей все это, но теперь никаких сомнений не осталось.

Люси бесстрашно вступила в круг деревьев и принялась танцевать вместе с ними, уворачиваясь от толстых ветвей. Впрочем, танцевала она недолго; ее влекло дальше, за деревья, ибо знакомый голос доносился откуда-то из-за круга.

Вскоре она миновала танцующие деревья. «Интересно, — вдруг подумалось ей, — а что это было — она отводила руками ветви или, наоборот, соединяла руки с другими, образуя Великую Цепь?» И очутилась на полянке, где причудливо смешивались лунный свет и глубокие черные тени.

Ее глазам предстала ровная, будто аккуратно подстриженная, трава. А посреди полянки… О счастье! Посреди полянки стоял он — огромный Лев, белоснежный в свете луны. Под ногами у льва лежала его густая черная тень.

Он стоял неподвижно и, когда бы кисточка хвоста не дрожала, мог сойти за каменное изваяние. Но Люси ни на миг не усомнилась в том, что перед нею — живой Лев. Забыв обо всем, она бросилась к огромному зверю, чувствуя, что сердце ее готово выпрыгнуть из груди. В следующее мгновение девочка обхватила льва за шею, уткнулась лицом в его шелковистую гриву и принялась покрывать ее поцелуями.

— Эслан, милый Эслан! — всхлипывала она. — Наконец-то!

Зверь перекатился набок, и Люси очутилась у него между передними лапами. Потом он подался вперед и коснулся ее носика своим шершавым языком. Девочка ощутила теплое, сладостное дыхание. Вскинув голову, она посмотрела ему прямо в глаза.

— Здравствуй, дитя мое, — промолвил Лев.

— Эслан, — пролепетала Люси, — ты вырос…

— Ты стала старше, дитя мое, вот и я вырос, — отвечал Лев.

— Но ты не постарел?

— Нет. Но чем старше ты становишься, тем больше я делаюсь.

Люси снова прильнула к нему. Ей было так хорошо, что говорить вовсе не хотелось.

— Люси, — сказал Лев, — у нас мало времени. Тебе предстоит кое-что сделать, а сегодня вы и так задержались.

— Ужасно, правда? — прошептала Люси. — Я видела тебя. Но они мне не поверили! Они все такие…

Из горла Эслана вырвался приглушенный рык.

— Прости, — извинилась Люси, догадавшись, что льву не понравились ее последние слова. — Я не собиралась никого обвинять. Просто… я же не виновата, да? Или виновата?

Лев молча взглянул ей в глаза.

— О Эслан! — воскликнула Люси. — Так я виновата? Но в чем? Я же не могла бросить остальных и пойти за тобой! Не смотри на меня так, пожалуйста! Ох… Значит, надо было идти? Мы с тобою вдвоем… Но какой в том был прок?

Эслан продолжал хранить молчание.

— Все обернулось бы к лучшему? — робко спросила Люси. — Но как? Ну пожалуйста, Эслан! Или мне не нужно знать?

— Знать, что могло бы случиться? — уточнил Лев, — Нет, этого не положено знать никому.

— Ой, — прошептала Люси.

— Но вот что может случиться… Если ты вернешься к своим, разбудишь их и расскажешь, что снова видела меня, и что всем нужно подниматься и идти за мной, — что случится тогда? Есть один-единственный способ это узнать.

— Значит, вот что я должна сделать…

— Да, маленькая моя, — ответил Эслан.

— А другие тебя тоже увидят?

— Конечно, но чуть погодя. Когда — зависит только от них.

— Но они мне не поверят!

— Это не имеет значения.

— Ой-ой-ой! — вздохнула Люси. — А я так обрадовалась, когда увидела тебя! Думала, ты позволишь мне остаться. Думала, ты зарычишь и распугаешь всех врагов, как в прошлый раз. А вместо этого…

— Дитя мое, на свете ничто не повторяется, — тихо промолвил Лев, — Уж так заведено. Тебе тяжело, но вспомни: ныне тяжело всей Нарнии.

Люси зарылась лицом в гриву, чтобы спрятаться от пронзительного взора Эслана. Но даже в его гриве таилось волшебство! Она почувствовала, как в нее вливается львиная сила. Внезапно девочка отстранилась.

— Прости, Эслан, — сказала она. — Я готова идти.

— Теперь ты — львица, — рек Лев. — Пришла пора Нарнии воспрянуть! Идем, времени у нас в обрез.

Он поднялся и, ступая величаво и бесшумно, двинулся к кругу танцующих деревьев. Люси шла рядом, положив дрожащую руку ему на гриву. Деревья расступились, пропуская льва и его спутницу, и на мгновение вновь обрели человеческие обличья. Люси увидела, как склоняются предо львом высокие, статные лесные боги и богини; а в следующий миг деревья снова стали деревьями — по-прежнему склоненными чуть ли не до земли, и поклоны их были столь изящны, что казались продолжением танца.

— А теперь, дитя, — молвил Эслан, когда деревья остались за спиной, — мы с тобою расстанемся. Иди разбуди остальных и вели им следовать за мной. Если они откажутся, приходи одна.

Будить тех, кто тебя старше и очень устал, да еще ради того, во что они почти наверняка не поверят и почти наверняка откажутся делать… Ужаснее не придумаешь! «Хватит скулить, — прикрикнула на себя Люси. — Я должна это сделать».

Первым она разбудила Питера.

— Питер, — прошептала она на ухо брату, — просыпайся. Скорее! Эслан здесь. Он говорит, что мы должны идти за ним.

— Конечно, Лу, — такого ответа девочка не ожидала. — Как скажешь, — И Питер перевернулся на другой бок.

Тогда Люси попыталась разбудить Сьюзен. Та проснулась — лишь для того, чтобы заявить этим своим противным взрослым голосом:

— Тебе привиделось, Люси. Ложись спать.

Третьим на очереди был Эдмунд, добудиться которого оказалось не так-то просто. Наконец Люси добилась своего — Эдмунд сел.

— Чего? — буркнул он. — Что ты несешь?

Люси повторила. Жуть какая-то — с каждым разом ее слова ей самой казались все менее убедительными.

— Эслан! — Эдмунд вскочил, — Ура! Где он?

Люси повернулась и указала на льва, поджидавшего в отдалении.

— Вот он.

— Где? — не понял Эдмунд.

— Да вот же он! Ты что, не видишь? У деревьев!